– и командование, неизменно лжёт им. Например, из последнего сообщения следовало, что противник достиг заметных успехов: на отдельных участках ему даже удалось прорвать оборону 1-й армии.
Впрочем, и фоморам крепко доставалось от огня айлестерской артиллерии. Непрерывный гул, привыкнуть к которому оказалось весьма непросто, давил на мозг, как грузовой автомобиль, то и дело подпрыгивающий на извилинах серого вещества. Каждый залп расположенной неподалёку батареи шестидюймовых58 гаубиц соответствовал попаданию этого перегруженного автомобиля в ухаб: оглушённые солдаты, чьи лица посерели от страха, на мгновение застывали как вкопанные, прежде чем вернуться к работе.
К счастью для них, огонь вёлся поочерёдно несколькими батареями, с тем, чтобы «поддерживать непрерывное огневое воздействие», и паузы между раскатами шестидюймового грома являлись достаточно продолжительными, чтобы «пудра» не утратила рассудок окончательно.
Хокни и других военных полицейских этот грохот, казалось, совершенно не беспокоил – они пользовались затычками для ушей.
Красный занавес Ланнвудского свечения, у основания окрашенный в жёлтый цвет разрывами тысяч снарядов, представлял собой незабываемое зрелище. К его прискорбию, Дитнол Норс, как и, пожалуй, все его сослуживцы, не имел ни малейшей возможности тратить своё время на созерцание «этой электромагнитной аномалии», как назвал ДПФ Хокни.
– Вы не должны бояться этой большой витрины, – говорил он небрежно, делая паузы для того, чтобы прокрутить во рту жевательную резинку. – Там в ней находятся красивые вещички, и это гораздо важнее. Представьте себе, что вы на ярмарочном аттракционе: попал в мишень – и игрушка твоя.
Тем не менее, им так и не выдали винтовки. Это знаменательное событие состоялось лишь на третий день после перевода с земляных работ на передовую.
Норс, как положено, оттянул затвор и заглянул в казённик: тот был пуст.
Хокни, с радостной улыбкой, пообещал, что патроны они получат перед боем.
Норс, с нескрываемой ненавистью глядя на штаб-сержанта, подумал, что эта предусмотрительность, пожалуй, не является излишней: сам он с превеликим удовольствием испытал бы свою меткость на прикрытой стальной каской голове Хокни. «Интересно, они громко звенят, когда их пробивают пули или осколки?», – подумал бывший редактор. Ответ на этот вопрос ему предстояло получить в самое ближайшее время.
Вечером они выдвинулись в окопы первой линии: отсюда уже было рукой подать до фиолетово-красной стены; от полевых укреплений 1-й танковой дивизии её отделял лишь гроссфут59 открытого пространства и линия невысоких деревянных столбов с натянутой между ними колючей проволокой.
Самым удивительным оказалось то, что сюда порой залетали снаряды. Когда Норс и его товарищи впервые увидели разрыв вблизи, их это попросту шокировало. Сам фонтан взметнувшейся в воздух земли представлял собой, скорее, эффектное, нежели устрашающее, зрелище, однако, разумеется, возмущало то, что артиллеристы стреляют по своим. Они поделились своими впечатлениями с пехотинцами 35-й бригады, но ветераны ответили им невесёлым смехом.
– Я и сам так поначалу думал, – ответил один солдат; его усы были так же густо посыпаны пылью, которую раз за разом здесь поднимали в воздух разрывы, как и табаком. – Мы с ребятами собирались даже устроить нашим пушкарям хорошую взбучку. А присмотрелись – оказалось, снаряды летят с той стороны.
– С той стороны? Это невозможно, – возразил Глайнис, присутствовавший при разговоре.
– Все так говорят. А посмотри сам – увидишь, что оттуда. Это называется «ланнвудский рикошет», – усатый пехотинец сплюнул себе под ноги.
Глайнис, однако, проявил упрямство, отстаивая более чем очевидную истину:
– Воздух не может пружинить и отталкивать наши снаряды. И у противника нет артиллерии. Значит…
Пехотинец не стал дослушивать оппонента. Сделав шаг вперёд, он угрожающе посмотрел на Глайниса сверху вниз.
– Слышь, умник, помолчи-ка, когда с кадровым солдатом разговариваешь. Что ты вообще об армии знаешь? – Военнослужащие «пудры», только что получившие боевые патроны, подняли недовольный ропот, и, казалось, спор вот-вот перерастёт в кровавую схватку.
Самым поразительным и комичным в этих обстоятельствах оказалось то, что ранее служивший в этой самой дивизии бывший капитан Глайнис решил приоткрыть собеседнику тайну своей личности. Достав из кармана сигареты и спички, он чиркнул одной, добывая огонёк. Лицо его на мгновение осветилось. Уставив в собеседника взгляд налитых кровью глаз, он начал делать частые затяжки; сигарета, сгоравшая удивительно быстро, позволила пехотинцу хорошо рассмотреть черты лица Глайниса.
– Господин капитан! – Потрясённый солдат был готов провалиться сквозь землю от раскаяния.
– Бывший капитан, – ответил Глайнис, но усатый его будто не расслышал. – Господин капитан, простите, что не признал вас… Прервав сыпавшиеся, словно из рога изобилия, многословные извинения, Глайнис подвёл своё отделение к ступеням, высеченным прямо в земле.
Один за другим, то и дело скользя и спотыкаясь, они взбирались на бруствер и, согнувшись в три погибели, шли в направлении прохода в заграждениях из колючей проволоки. Там, на ничьей земле, им предстояло заниматься самым унизительным, по меркам фронтовиков, делом: собирать и выносить трупы солдат, погибших в предыдущие дни, для захоронения. Об угрожающей их жизни опасности можно было судить уже по тому, что «дисциплинарный командный состав», вооружённый пистолетами-пулемётами, залёг на бруствере, предпочитая не соваться на территорию, где в любой момент мог появиться противник.
Норс, сжимая в руках винтовку, из которой ему ещё ни разу в жизни не приходилось стрелять, шёл вперёд по испещрённой воронками местности. Когда рядом пролетал снаряд, он испугано вздрагивал и пригибался. Полы его шинели постоянно норовили зацепиться за какие-то угрожающего вида стальные обломки, торчавшие из земли. Снаряды, «возвращаемые» обратно какими-то неведомыми свойствами ДПФ, проносились мимо со зловещим свистом и разрывались вдали.
Несмотря на то, что он внимательно смотрел под ноги, предательское освещение ДПФ то и дело дезориентировало Норса, принуждая оступаться на перепаханной разрывами почве.
Трупы айлестерских солдат, изуродованных клыкунами и воздействием артиллерийского огня, попадались всё чаще. Наконец, вдалеке показались контуры траншеи, безуспешные попытки отбить которую, видимо, и привели к столь значительным потерям. В этих окопах уже закрепился противник, и командование, оставив, наконец, бесплодные контратаки, сейчас попросту разрушало свои бывшие позиции планомерным артиллерийским огнём.
Приближаться к окопам, то и дело скрывающимся в султанах земли, поднимаемой в небо артиллерийскими разрывами, им строжайше воспрещалось. Норс, однако, сомневался в том, что в их подразделении могли найтись смельчаки, способные отважиться на подобное. Даже полный идиот догадался бы: там, впереди, затаилась смерть.
Вскоре по цепи пробежала принёсшая невыразимое облегчение команда: «Стоять!». Разумеется, никто не собирался маячить на виду у врага, выпрямившись во весь рост, и «пудра» немедленно залегла.
Норс, занявший одну из воронок, высунулся наружу; не зная, что делать дальше, он стал оглядываться по сторонам. Зрелище, открывшееся ему, казалось более чем странным: солдаты ОПУДР, собираясь в группы по два-три
