Ты знаешь, какие на вкус гнилые овощи и хлеб из прелых листьев? Нет, ты вряд ли такое знаешь. С такими, как ты, никогда ничего не случается. А у меня дети умирают от голода, у Верочки вода из ног течёт. И мне плевать, если мясо ядовитое. Если не помрём, то и не отравимся. А коли суждено, значит, помрём все. А может, оно и к лучшему? Кончатся тогда наши мучения. Все разом.
Лиза повернулась к кузову в ожидании своего мешка.
– Лиза… – начал Матвей.
– Всё, хватит! – крикнула Лиза. – Не хочу больше тебя слушать. Мне надо детей кормить. Отдай мой мешок.
– Лиза… – Матвей запнулся. – Лиза, мешка нет… Я оставил его там.
– Что?! – Лиза широко раскрыла потемневшие от гнева и ненависти глаза. Она открывала рот, как рыба, выброшенная на берег. – Что ты сказал?!
Лиза начала грозно надвигаться на Матвея.
– Что ты наделал, сволочь? Ты решил уморить нас всех?
Она срывалась на крик. Подойдя к Матвею, она размахнулась кулаком, но он удержал её за руку. Тогда Лиза размахнулась другой, но Матвей схватил и вторую её руку.
– Отпусти меня, – орала она во всё горло. – Пусти, я побегу туда. Может, там ещё хоть что-то осталось.
Матвей молча держал её за руки, а Лиза извивалась, как змея. Она плакала и кричала:
– Пусти, сволочь! Не губи мою семью. Ты убил Гришу, оставил мою семью без кормильца. А теперь, когда мне, наконец, посчастливилось найти много еды, ты и её отбираешь. Зачем тебе это надо? – кричала Лиза сквозь рыдания. – Зачем ты вообще проезжал мимо? Зачем ты меня увидел? Ты пришёл на погибель нашу. Чёрт тебя принёс! Пусти, иуда. Я ненавижу тебя!
В конце концов, Лиза выбилась из сил и обмякла в руках Матвея. Он отпустил посиневшие запястья и подхватил Лизу под руки. Помог ей войти в дом. Лиза безвольно передвигала ногами, продолжая плакать и проклинать Матвея. Она была подавлена и раздавлена. Она обещала детям принести много еды, а пришла с пустыми руками. Матвей усадил её на лавку.
– Ненавижу тебя, – сказала Лиза осипшим голосом. – Убирайся.
Рая с Шурой окружили растрёпанную заплаканную мать. Матвей вышел, но через минуту вернулся, держа в руке буханку хлеба. Рая с Шурой подскочили и протянули руки к хлебу.
– Не смейте, – сказала Лиза.
Девочки остановились и в растерянности обернулись к матери.
– Не дури, Лиза, – сказал Матвей. – Детям еда нужна. И не важно, откуда она, главное, чтобы сыты были.
Девочки посмотрели на Матвея, потом снова повернули к матери молящие глаза.
– Делайте, что хотите, – только и сказала Лиза.
– А ну, налетай, – сказал Матвей и стал нарезать хлеб ломтями. Девочки бросились к нему и схватили по куску, стали с жадностью жевать вкусный спасительный хлеб, подбирая со стола все до единой крошки.
– Вот этот кусок матери дайте, – сказал Матвей, – а это для вашей младшенькой. Где она?
Матвей подошёл к кровати, в которой лежала Верочка. Он присел рядом на корточки и дал ребёнку кусок хлеба. Приподнял Верочку и усадил её в постели. Он даже не почувствовал веса её тела в своих руках, как будто поднял котёнка. Верочка очень ослабла и еле держала хлеб в тонкой ручке. Она откусывала по маленькому кусочку и долго жевала, растягивая удовольствие. Она не могла поверить, что ест хлеб, настоящий ароматный хлеб, а не те ужасные лепёшки из листьев, от которых и толку-то никакого не было, а только живот ныл ещё больше. Она нюхала хлеб и наслаждалась его ароматом, которого не знала уже почти полгода, и по щекам её стекали струйки слёз. Семилетняя Вера плакала сейчас как взрослая.
– А вы чего больше не едите? – спросил Матвей у Раи, которая сложила несколько ломтиков в кастрюлю и отставила в сторону.
– А это мы на завтра оставили, – сказала Шурочка, пальчиками подбирая со стола крошки.
– Не выдумывайте. Доедайте хлеб, – сказал Матвей. – Я вечером ещё принесу.
– Правда, принесёшь? – спросила Шура, раскрыв от удивления глаза.
– Честно-честно, принесу, – ответил Матвей. – А сейчас мне пора на работу. Мать накормите.
Лиза подняла на Матвея глаза и тихо сказала:
– Будь ты проклят.
Матвей остановился у выхода и обернулся к ней.
– Я уже проклят. Тем, что люблю тебя, не переставая, – сказал Матвей хрипло. – Люблю так сильно, что прощаю тебе всё: и нелюбовь твою, и проклятья. Моей любви хватило бы, чтоб города освещать. Я бы мог быть самым счастливым на свете человеком, и тебя сделал бы счастливой. А ты гонишь меня, смотришь с такой ненавистью. Так что моё проклятье при мне.
Лиза отвернулась. Матвей вышел.
10.
Вечером Матвей снова пришёл, как и обещал. Принёс ещё буханку хлеба и небольшой кусочек сала. Дети ликовали, а Лиза была счастлива, глядя на их жующие довольные мордашки. Верочка и та повеселела. Сало она, правда, не смогла жевать, но хлеб ела весь вечер, и даже всю ночь. Она положила свои три ломтя под подушку, и через каждые пять минут доставала его и откусывала по маленькому кусочку. Она так наголодалась, так долго была без еды, что теперь хотела жевать без перерыва. Это её успокаивало.
На следующий день Матвей приехал в обед. Он привёз врача для Веры. Врач осмотрел её ножки, покачал головой и сказал:
– У ребёнка крайняя степень истощения и отёки. Ещё несколько дней, и процесс мог бы стать необратимым. Могла начаться гангрена.
Затем он дал общие рекомендации и сказал, что хорошо бы Верочку понаблюдать и пролечить хотя бы с неделю. Матвей сказал, что будет привозить врача столько, сколько будет нужно, поскольку знал, что Лиза ни за что не согласится расстаться с дочерью и отправить её в больницу. Он отвёз врача и снова приехал – привёз продукты: хлеб, муку, овощи, немного перловой крупы, чай и маленькую картонную синюю коробочку. Эта коробочка больше всего заинтересовала девочек.
– А что здесь? – не выдержала Шура.
Матвей открыл коробочку, и девочки ахнули от счастья. Это был сахар кусочками. Сахар! Такого богатства у них давно не было. Девчата схватили по кусочку, ещё один отнесли Верочке. Матвей протянул коробку Лизе. Лиза посмотрела на сахар, затем глянула на Матвея.
– Где ты это взял? – спросила она.
– Не волнуйся, не украл, – ответил Матвей. – Купил.
– Где?! – возразила Лиза. – В магазинах ни хлеб, ни сахар с чаем не продают.
– Я по магазинам не хожу, – сказал Матвей. – Я вожу хлеб на пайки военным, там и беру.
Лиза отвернулась. Она смотрела, как Верочка облизывает сахарок, зажмурив от удовольствия глаза.