Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
несколько дней готовили программу самодеятельности. Захаров и Гольдберг подготовили торжественный ужин. Последние дни они только боялись, чтобы не прибыл сменяющий их госпиталь и не расстроил праздник. Однако всех успокоила Семёнова:
— Наши не очень-то торопятся переезжать. Своего транспорта у нас нет, а у сануправления с транспортом тоже туго. Да и раненых, имеющихся в госпитале, куда-то надо развести. На всё это понадобится время. Пока эти вопросы утрясут, да свернут имущество, пройдёт недели две, не меньше, так что празднуйте спокойно.
Между прочим, Алёшкин, Павловский и Захаров удивлялись такой медлительности. Они привыкли передислоцироваться в те же сутки, как поступал приказ, в крайнем случае, к концу следующих. А тут, имея около сотни раненых, будут копаться две недели, да и ехать-то всего 75 километров! Пожалуй, только теперь они поняли, почему им так часто приходилось затыкать разные дыры в санобслуживании фронта. Фронтовые эвакогоспитали оказались слишком малоподвижными единицами.
Вечер 5 июля 1945 года прошёл празднично. После торжественного собрания, на котором замполит Павловский сделал доклад об истории госпиталя и перечислил наиболее отличившихся, награждённых правительственными наградами сотрудников, состоялся концерт самодеятельности. На вечер пригласили работников соседнего госпиталя (он расположился в здании бывшего санатория имени Кайзера Вильгельма), военного коменданта железнодорожной станции, бургомистра города. Последний привёл с собой маленький эстрадный оркестр, под музыку которого молодёжь пела и танцевала.
Медсестра Мертенцева исполняла новую песню «В лесу прифронтовом», текст и ноты которой были напечатаны во фронтовой газете. Её госпиталь получал теперь регулярно. Впрочем, вся почта теперь приходила во время, и переписка Бориса с женой приобрела систематический характер. В своих письмах Катя по-прежнему писала, что у неё всё хорошо, все они здоровы и никаких лишений не испытывают. Мы знаем, что на самом-то деле всё было не так уж хорошо, и этими известиями она хотела только успокоить мужа. Но он, оторвавшись от семьи, не мог себе представить того положения, в котором она на самом деле находилась, верил Катиным письмам. Не понимая реальной стоимости денег, которая была в это время в стране, считал, что его семья действительно ни в чём не нуждается.
Но вот, наконец, прибыла большая колонна автомашин с имуществом госпиталя № 1818. Начальник его, желчный, худой и высокий старик, подполковник медслужбы, после знакомства с Борисом обошёл все помещения, осмотрел окрестности санатория и, в противоположность Семёновой, остался очень недоволен, его не устраивало буквально всё. Но самым главным, очевидно, было то, что его госпиталь и его самого опять загнали «в какую-то дыру, из которой скоро не выберешься». После нескольких часов общения с ним Борис только и думал, как бы поскорее расстаться.
Акты о сдаче помещения и имевшегося инвентаря были уже давно приготовлены и, к удивлению Бориса, ожидавшего всяких придирок, Жалевич (фамилия начальника эвакогоспиталя № 1818) подписал их без каких-либо разговоров. Можно было уезжать. Борис отдал команду об окончательной погрузке.
Глава десятая
Мы уже говорили, что эвакогоспиталь № 1818, как и большинство других эвакогоспиталей, своего транспорта почти не имел. Кроме старенькой легковушки, в его распоряжении находились две полуторки для доставки продуктов, медикаментов и других хозяйственных целей, а багажа имелось много, поэтому для его передислокации выделялся специальный автобат. Так было и в этот раз.
Командир автобата, старший техник, лейтенант, привёз с собой запечатанный пакет из сануправления для Алёшкина, там был приказ о передислокации, в котором, между прочим, говорилось: «Госпиталю № 27 передислоцироваться в город Сандомир, где развернуться не позднее 15 июля и обеспечить обслуживание раненых бойцов и офицеров (русских и поляков), поступающих из Западной Украины и Восточной Польши после стычек с бандеровцами и другими гитлеровскими недобитками». Второй задачей перед госпиталем ставилось медобслуживание русских и украинских репатриантов, заболевших или получивших травмы по пути на родину. Наконец, третьей — стационарное обслуживание личного состава подразделений, расквартированных в Сандомире.
Прочитав приказ, Алёшкин понял, что, видимо, в сануправлении фронта из-за отказа занять новую должность его решили загнать вместе с госпиталем подальше от своих глаз. И в самом деле, от Пренцлау, где располагалось сануправление фронта, до города Сандомира было более семисот километров и, следовательно, практически всякая личная связь между руководством госпиталя и сануправлением фронта исключалась.
С одной стороны, это была как бы ссылка, но с другой — и признак высокого доверия, указывавшего на то, что сануправление уверено в работоспособности этого госпиталя.
Конечно, сделать три или даже два рейса, чтобы перевезти всё имущество и личный состав при таком удалении нового места дислокации, нечего было и мечтать. Требовалась помощь транспортом. К счастью, в сануправлении об этом подумали, и командир автобата, привёзший госпиталь № 1818, имел указание выделить в распоряжение Алёшкина одну роту, то есть шесть автомобилей ЗИС-5. Этого было более чем достаточно, чтобы в один рейс захватить всё имущество госпиталя.
Так как большую часть вещей заблаговременно погрузили на свои машины, то погрузка остального отняла не много времени, и вечером того же дня госпиталь № 27 был готов следовать к новому месту назначения.
Посоветовавшись с Захаровым и Павловским, Алёшкин решил отложить отъезд до утра. Зайдя вечером к Семёновой, Борис застал там Жалевича. Они как раз обсуждали вопрос о том, где разместить медперсонал на те дни, пока госпиталь № 27 будет свёртываться и грузиться.
Борис сообщил, что они готовы к выезду, но по совету командира автороты решили отложить отъезд до утра. Этим заявлением он очень удивил своих преемников, совершенно не представлявших себе возможности такой оперативности. Они решили поделиться затруднениями по поводу размещения личного состава: занимать комнаты, приготовленные для отдыхающих, им очень не хотелось. Алёшкин предложил им своеобразный выход:
— Сейчас, — сказал он, — мы построим людей нашего госпиталя, распределим их по машинам и оставим ночевать или на них, или рядом. Нам к этому не привыкать. Сейчас середина лета, погода стоит прекрасная, так что не беспокойтесь, через час можете занимать все помещения.
После этого Алёшкин вернулся к себе, вызвал Захарова и отдал ему соответствующие распоряжения. А ещё через час все врачи, медсёстры, дружинницы и санитары после распределения по машинам собрались вместе (автоколонна стояла в парке санатория) и устроили настоящий концерт.
Долго ещё раздавались на большой лужайке посреди парка песни, музыка и весёлый смех беззаботной молодёжи, отправлявшейся в не известный им город для выполнения не совсем понятных задач. Единственным человеком, который выражал неподдельную грусть расставания с Баден-Польценом, был Лагунцов — начальник гаража госпиталя № 27.
Дело в том, что Алёшкину было приказано оставить при санатории все шикарные легковые автомашины, которыми он обзавёлся в Германии,
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64