не то Сарагосу, не то в Касабланку, а я остался с упомянутым томом. Вот название этой Книги:
"Список производств, цехов, профессий и должностей с вредными условиями труда, работа в которых даёт право на дополнительный отпуск и сокращённый рабочий день".
Книжка эта была вестником из той, другой жизни. Я эту книгу читал полночи, и она меня потрясла списком людских занятий. Дело в том, что она представляла собой картину человеческой жизнедеятельности. Жизнь вредна. Смерть неизбежна. Россия — наше Отечество.
Народ, занимавшийся таким количеством вредных дел, казалось, должен был исчезнуть с лица земли. Почти семь сотен страниц с тысячами занятий намекали на это. Но нет, мой народ жив, и я его недостойный представитель, узнал, много нового-старого.
Я узнал, что учителя младших классов не вовлечены во вредное производство, и единственно вредной среди педагогов считается судьба пионервожатой в сумасшедшем доме.
Оказалось, что помимо шахтёров и сталеваров на одной из самых опасных работ находятся работники глобусного цеха — формовщики полушарий, сушильщики полушарий, шпаклёвщики бумажных шаров (шлифовка вручную бумажных шаров диаметром до 43 сантиметров). Всем им полагается по шесть дополнительных дней к отпуску.
Столько же таксидермисту-отстрельщику (страсти-то какие).
А вот шампиньоннице — двенадцать. И фитилёвщику — двенадцать. Но дикторам в г. Москве и г. Ленинграде — 24 дня. Впрочем, остальным дикторам — по двенадцать. Всем вышеперечисленным светил сокращённый рабочий день — до шести часов, одинаково со съемщиками кож с животных и скотомогильщиками.
Шесть дней и абсолютно улётной специальности: "Рабочий, постоянно занятый на дроблении пробкового дерева и наполнении пробковой крошкой спасательных принадлежностей". Оказалось, что безусловно-вредной профессией является банщик-мойщик (шесть дней к отпуску), а так же загадочный трапонист (за те же привилегии). В разделе "Ломбарды" значится только кладовщик ломбарда при шести дополнительных днях, как и сифонщику из городского газового хозяйства. Столько же — трубочисту. Зато в похоронном деле — уже четыре позиции, и первая — кочегар (двенадцать дней к отпуску).
А вот жуткая работа — монтировщик (расправление трупов и скелетов) — двенадцать к отпуску, шесть часов расправления трупов в день. Пиявочнице — шесть дней. Директору учреждения и его заместителю по истребительным работам — 36. Гардеробщицам в психбольницах — 12 дней. Повару у плиты — шесть.
А вот не профессия, а прямо-таки название для картины в сельском клубе: "Кочегар на лузге и кукурузных початках". Шесть ему.
"Грохотчик горизонтов грохочения" — ему 24 дополнительных дня. А вот ещё чудесная специальность — "Обрубщик уса после высадки" — шесть дней.
Вот сушильщики сигар (две дюжины к отпуску и сокращённый рабочий день) и "показчик табака" за те же деньги. Так…. Расщепительщик крахмала! (12) Мойщик салфеток! (6) Бисквитчик!(6) Болтовщик (12). Нет, слушайте: "Старший резчик ножниц" (12); Бригадир слиткорезных станков (6), Вот клёво: "Каталь колёс (6)"! Спускальщик! Нет, это посильнее, чем "Девушка и смерть"!
Заморозчик бутылок с шампанским (6)…
Наконец — обработчик вин, коньяков и отходов виноделия. Те же шесть.
Разливщику, видимо, пить не дают, чтобы правильно разливал — вот это адская работа. Можно представить себе, как сидит сизый мужик, и молит: "Пустите в отпуск!". А ему: "Разливай, гнида, разливай, не лодырничай!".
И я понял, что народ, что выдержал истребительные работы, отшлифовал полушария сидя на лузге и початках, заморозил шампанское, обрубил усы, набил спасательную принадлежность и показал всем табаку, не сломить ничем.
Такой народ непобедим.
И я живу, овеянный его славой.
20 мая 2002
История о пиве
Началась она с того, что мне позвонила одноклассница и говорит:
— Ты в пиве понимаешь?
Я, натурально, отвечаю:
— Через полтора часа буду свободен.
А она говорит, с заинтересованной такой интонацией:
— Лучше заезжай к нам, мы опрос проводим.
Я и приехал. Мне насторожиться бы от того, что она пообещала, что за участие дадут мне "немного пива", но я, дурак, зачарованный её сладким голосом, приехал.
Ну, вот проводят меня в комнату, сажают за стол, а на столе, а на столе две пустые (!) бутылки. Одна из-под "Балтики" № 3, а другая — из-под "Золотой бочки". То есть, то пиво, по поводу которого опрос проводят. Начинают задавать разные вопросы — тип-того, сколько пива пью, какое. Я, не будь дурак, отвечаю (правильно причём отвечаю, о хорошем пиве говорю), но барышня (уже другая, мне незнакомая) всё переводит стрелки на "Золотую бочку" и спрашивает: "Если бы это пиво было человеком (!), то какой бы эпитет вы к нему бы подобрали — добрый, старый друг, весёлый или взбалмошный?".
Что-то думаю, не то. Кажется, думаю, надо мной издеваются.
А барышня всё продолжают спрашивать — "А доверяете вы этой бутылке? А сколько бы раз хотели её увидеть?". И, несмотря на то, что я доходчиво объясняю, что на пустые бутылки не вообще никогда не смотрю и стараюсь встречаться с ними. С пустыми бутылками, в смысле, как можно реже, и даже не вынимаю их из мусорных баков… Всё без толку.
Потихоньку я начинаю ненавидеть психоанализ, всю фрейдовщину, ядовитые миазмы НЛП и вкупе с ними — все социологические вопросы вместе взятые.
В результате, после того, как полчаса моей молодой цветущей жизни были потеряны, барышня достала из-под стола и с гордым видом вручила мне маленькую жестяную банку "Очаковского".
И я поплёлся домой, потому что одноклассница уже уехала к своему возлюбленному.
Впрочем, у этой истории, было продолжение.
Другая моя знакомая начала жаловаться, что её заказчик желает, чтобы ему сделали этикетку для водки (она художник-дизайнер). И говорит эта знакомая:
— Ещё этот дурень хочет, чтобы я её сначала переделала. Но где ж это видано, чтобы у водки, отпускная цена которой 48 руб., была поганая этикетка? А коньяком я поинтересуюсь…
Но тут, чтобы пресечь разговор о коньяке, я ей предлагаю:
— Сделай портрет Менделеева. А на заднем лейбле — Периодическую систему. Дескать: "В нашей водке — вся периодическая система! И всего за 48 рупчиков!"…
Нарасхват, говорю, пойдёт.
Но почему-то барышня обиделась и сказала, что мне бы всё пиво пить. Напрасно она это сказала. Пришлось пойти на праздник пива — и этим эпизодом история о пиве замыкается.
Теперь она включает в себя несколько персонажей — моих друзей. Она включает в себя сонного Лодочника, разболтавшегося Пусика и Гамулина. Особенно был хорош кинематографический человек Гамулин, который пиво пил брезгливо, морщился и говорил, что, дескать, водка — другое дело.
Его не слушали, и скоро Пусик, вдруг повернулся ко мне и говорит:
— Смотри — воробей! Его поймать легко. Сейчас поймаем.
И посмотрел так
