Но он заслоняет мне рукой выход.
– А ты попробуй, начни с правды о том, как тебе понравилось заниматься со мной сексом?
Я вздыхаю. Даже прикладываю руку к его лбу.
– Что?
– Да вот думаю горячка у тебя или просто психоз? Ты вообще о чем-нибудь можешь думать кроме секса.
Он хмурится и берет меня за руку и тащит к машине, у которой Слава уже открывает дверь. Потом Володя выдает истину в последней инстанции.
– Мне хочется запереться с тобой на недельку и натрахаться вдоволь. Одного раза мне мало, это факт. Но думаю, что, когда мы поженимся, проблем с этим не будет.
– Да как ты можешь хотеть на мне жениться, если не доверяешь!
– Начну доверять. Я решил, что скорее всего ты действовала против меня из-за больной матери. Так что ты можешь начать завоевывать доверие.
– Я должна…
Охренеть. Закатываю глаза и к окну отворачиваюсь. Он, конечно, близок к правде, но по сути очень от нее далек.
– И как же? Сделать минет прямо здесь?
– Ну если ты хочешь… – смотрит он, выжидая, а я открываю шире глаза, намекая, что он совсем ненормальный и помешанный на мне. Это было бы приятно, если бы он не узрел в нелепом обнимании измену и не раздул бы из мухи слона.
– Нет…
– Я имел в виду тот эпизод с парнем, который за тобой гнался, когда мы тебя в офисе поселили. Я так понимаю твой сводный брат?
– А-а, так ты вспомнил? Еще не все так плохо…
– Не ерничай, а просто расскажи все, как есть.
– И ты поверишь? – поднимаю брови.
– Ты расскажи, а я решу.
– Решатель блин, – бесит. – Ладно… В любом случае в пробке стоим.
Глава 35. Владимир
Я начал понимать, что погорячился, когда Санек принес дополнительные материалы по Полине, а именно копии ее заявлений в полицию. Заявлений о домогательствах, которые не вязались с тем поцелуем на фотографии. Но кроме этого он показал копию ее заявления – доноса в налоговую и строительную городскую комиссию.
– То есть по доносу одной девчонки по нему началась крупная проверка? – сомневаюсь я, читая материалы, а Саша головой качает.
– Такое же заявление написали все обманутые дольщики. По ее наводке. Она даже создавала группу в социальных сетях, где призывала написать это заявление. В общем где-то в первых числах марта все это закрутилось.
– Я-ясно, а фото с Павловым когда было сделано? – никак не успокоюсь я.
– Да тоже в те дни, чуть раньше…
– Точнее, Сергеев. Ты мне можешь точнее числа сказать?
– Да, да, сейчас, – роется он в документах в своем ноуте. – А вот. Фото было сделано третьего марта, за день до оплаты лечения ее матери.
Я тут же достаю досье, которые на Полину мне прислал Кирилл Синицын и смотрю, что у матери ее Паркинсон. Редкое заболевание, которые требует дорогостоящего лечения. И вопрос лишь в том, на что она готова, чтобы его оплатить?
Это немного успокаивает меня, но я быстро перехожу в стадию звериной ярости, когда каждый глава отдела отвлекает меня звонком и вопросом, а действительно ли будет собрание. Именно поэтому на нем я заткнул рты всем, кто много на себя берет и решает, что имеет право обсуждать мои отношения с Полиной. Она же сама напряжена до предела весь день, есть даже ощущение, что каждый раз, когда она поднимает на меня случайный взгляд, ее это вынуждают делать. И это бесит. Она может обижаться на меня сколько хочет, как и я могу сколько угодно ей не доверять, но глупо отрицать взаимное притяжение. Но нет, она делает вид, что ничего между нами не было.
После собрания я позвонил Кириллу и уточнил, кто из сотрудников начал в спешке стирать с компа материалы после моего заявления о будущей проверке. Оказалось, что это только Василина. Она стерла переписку с сыном, которая началась несколько недель назад. Но самое главное, оказалось, что общаться они начали несколько месяцев назад. Он нашёл её первый, судя по переписке, и сыграл на материнских чувствах, заставив уволиться с прошлой работы и прийти на эту. Как же ему повезло, что она оказалась специалистом по кадрам. А связать их никто и не додумался. У нее всегда была другая семья
Я собирался поговорить с ней завтра и предложить шпионить для меня и вывести Павлова на чистую воду. Если она откажется, ее сразу заберут в полицию, чтобы она не смогла нанести вред. Но больше меня заинтересовало фото сына Павлова – Эдика. Я его видел. Это он гнался за Полиной несколько недель назад, а гнался зачем? Не было ли это всё спектаклем для меня? И тут остаётся только поговорить с ней самой и выяснить всю правду. И остается верить, что она будет достаточно правдоподобной.
– Ладно, слушай, – начала она, пока мы стояли в очередной пробке. – Мама у меня красивая. На нее мужики всегда заглядывались, но ее не волновали они, потому что она была женой прекрасного человека. Но абсолютно бесполезной женой. И это я говорю по очень большой любви. В том смысле, что, когда папа умер, мне тогда было десять, она осталась ни с чем. Работать она толком не умела, а наш дом быстро сменила на небольшую квартиру, продав его, сам знаешь кому…. Они начали общаться, а так как она работать не хотела, то ответила на его предложение о замужестве. Мне он сразу не понравился. И сынок его с маленькими поросячьими глазками. Но мама убедила меня, что мы заживем по-старому. Только вот не упомянула, что нужно это больше ей. А меня все устраивало. Так, с двенадцати лет мы живем счастливой, – сделала она пальцами кавычки, – семьей. Ко мне лезли почти с самого начала. И сначала мама могла приструнить отчима, взять внимание на себя, но потом обнаружилось заболевание, и я осталась один на один с похотливыми монстрами. Пришлось научиться защищаться, потому что отчим ни раз говорил, что просто разведется с матерью и оставит ее помирать с ее неизлечимой болезнью.
– И ты решилась его соблазнить…
– Ты все об одном, а я о другом. Я действительно пообещала ему себя, чтобы он внес очередной платеж за лечение мамы. А потом сдала его со всеми потрохами, – рассмеялась она. – Ты бы видел его лицо. Оно так забавно покраснело…
– Да ты опасная женщина, – усмехаюсь, когда вижу на ее лице садистский восторг, от которого я сам получаю не меньше удовольствия. У меня уже зудит
