Книга Мастер - Колм Тойбин

Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 114

Он читал дальше: «Если бы я, не мытьем, так катаньем, собралась провести зиму с друзьями в Риме, смогли бы мы с тобой встретиться?» А потом, в одном из последних писем, которые он получил от нее: «Подумай, мой дорогой, как хорошо было бы нам с тобой вместе в Риме. Схожу с ума при одной мысли об этом. Я все бы отдала, чтобы провести зиму в Италии».

Он отложил письма и сидел, обхватив голову руками. Он не помог ей, не подбодрил ее, а она ни разу так и не попросила о помощи напрямую. Если бы она настаивала на своем приезде – сейчас он принудил себя довершить эту мысль, – он бы отстранился, или держался на расстоянии, или активно препятствовал ее поездке; не одно, так другое. В том году он совершил побег в яркий старый мир, о котором мечтал. Он писал рассказы, поглощал впечатления и постепенно, не спеша задумывал сюжет первых своих романов. Он не был больше членом многочисленного семейства Джеймс, а жил один в теплом климате, его устремления были ясны, а воображение свободно. Мать написала ему, что он может тратить для этого пиршества свободы столько денег, сколько понадобится. Ему не нужна была его больная кузина. Да и будь она даже здорова, он не был уверен, что обрадовался бы ей, брызжущей своенравным очарованием и любопытством. Нет, в ее обществе ему пришлось бы наблюдать жизнь или воображать мир сквозь призму ее взглядов. А ему нужно было сделать это самому, увидеть все своими глазами.

Он подошел к окну и выглянул на улицу. Даже сейчас он чувствовал, что имел полное право оставить ее позади и пойти стезей собственного таланта, своей собственной натуры. И все-таки ее письма наполнили его скорбью и виной с привкусом чего-то вроде стыда, когда он осознал, что она, должно быть, сообщила остальным, по крайней мере Грею, о том, что он отказал ей в гостеприимстве. Фраза Холмса «Она отвернулась лицом к стенке» теперь эхом отзывалась в его сознании и боролась с его ощущением собственной безжалостности и с его желанием выжить. И наконец, снова развернувшись к комнате, он ощутил, как на него уставилась пронзительная, невыносимая мысль; словно нечто живое, свирепое и хищное, эта мысль витала в воздухе и нашептывала ему, что он предпочел мертвую кузину живой. Он знал, что с ней делать, когда у нее отнимут жизнь, но отверг ее, когда она мягко попросила о помощи.

Остаток дня, бóльшую его часть, он просидел на стуле в гостиной, погружаясь мыслями в глубины, скользя и снова всплывая на поверхность. Он подумывал, а не сжечь ли ему эти письма, ведь в будущем они ничего хорошего не сулят. Он отложил их на время, вернулся к шкафу, где они хранились, и рылся там среди бумаг, пока не обнаружил красную записную книжку. Он знал, что искомое было изложено на первых страницах несколькими годами ранее. Общий смысл оставался свеж в его памяти, но подробностей он не помнил. Он поднес блокнот поближе к свету.

С Холмсова визита, в самый разгар его метаний, тревог и страданий, его интерес к набросанной здесь картине медленного умирания молодой американки только усилился. Это была история молодой женщины с большим состоянием, на пороге жизни, казавшейся безграничной в своих возможностях. Она приехала в Европу, чтобы жить, жить страстно и насыщенно, пусть и совсем недолго.

Он перечитал свои заметки о молодом англичанине – бедном, умном и красивом, который любит и любим, но перед которым возникает задача – спасти эту американскую девушку, любить ее, помочь ей жить, несмотря на то что он безнадежно скомпрометирован, о чем умирающая девушка ничего не знает. Его суженая, тоже без гроша в кармане, также дружит с этой девушкой.

Читая эти свои наброски, он пришел в ужас от незамутненной бессердечности сюжета. Молодой человек притворяется, что любит девушку, и, вероятно, получает ее деньги, его любовь – своего рода предательство, и его настоящая возлюбленная наблюдает все это, зная, что они могли бы пожениться, если бы раздобыли денег. История вульгарна и уродлива, думал он, но до чего же явственно, с какой силой все представляется.

Он снова взял в руки письма, вгляделся в доверчивый и чистый почерк Минни – это была рука человека, который ожидал от мира только добра. Он явственно представил, как она приезжает в Европу, чтобы бросить на жизнь прощальный взгляд. Он наделил ее деньгами, он вообразил, что она унаследовала большое состояние, и увидел рядом своего героя – одна его половина полна любви и сострадания к ней, а другая – ожесточена, нуждается и готова предать. История вульгарна и уродлива, только если таковы и мотивы, – но что, если мотивы смешанные и неоднозначные? Внезапно он выпрямился, сидя на стуле, а потом встал и подошел к окну. В ту же секунду он увидел другую женщину, ухватил резкие очертания ее странного морального нейтралитета, осознал, сколь многим она пожертвовала, позволив умирающей девушке познать любовь, но как много могла и приобрести, и до чего же была осмотрительна и практична, никогда не позволяя этим соображениям оказаться на противоположных чашах весов.

Теперь они у него были – все трое, и он обнимет их, будет за них держаться и позволит им совершенствоваться со временем, стать более сложными и менее вульгарными, менее уродливыми, более цельными, более звучными, более правдивыми не с точки зрения жизни, как она есть, а с точки зрения жизни, какой она могла быть. Он снова пересек комнату, собрал письма и блокноты, отнес к шкафу, быстро положил их на полку и запер дверцу. Больше они ему не понадобятся. Теперь ему необходимо работать, задействовать разум. Он вернется в Рай, решил он, и, когда почувствует, что пора, еще раз исследует жизнь и смерть своей кузины Минни Темпл.

Глава 6

Февраль 1897 г.

Руке лучше не становилось. Теперь он носил ее как заморскую диковину, доверенную его попечению, – неприятную, нежеланную и временами ядовитую. Он мог еще писать по утрам, но к полудню боль в косточке, идущей от кисти к мизинцу, а также в нервах и сухожилиях вокруг нее становилась чересчур уж сильной. Не двигая рукой, он не ощущал боли, но когда писал – особенно когда останавливался, чтобы подумать, а потом возобновлял работу, – чувствовал невыносимые муки, и ему приходилось откладывать перо.

От безысходности он перечитывал последние несколько страниц и делал мысленные заметки, какие нужно внести правки. Он с удивлением обнаружил, что мысли его несутся вскачь

Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 114