вижу никого, — выдохнула в конце концов, когда Михаил нашёл, где припарковаться, и начал сдавать назад, чтобы развернуться и встать багажником к забору, а лобовым стеклом к дороге. — Видимо, пошёл опохмеляться. Надеюсь, что к Ленке.
— Лена — это та самая твоя подруга?
— Да.
— Никогда не понимал таких женщин, — пробормотал Алмазов, невольно думая о Тане.
— Каких? Которые уводят мужчин из семей?
— Нет. Это как раз не удивляет, если мужчина нормальный, хорошо зарабатывает, надёжный. Правда, такого и увести сложно. Но зачем уводить откровенного кобеля? Мало того, что у твоего Коли, как я предполагаю, зарплата была не в валюте и не шестизначная, так ещё и ходок. Ясное же дело, что он и следующей своей партнёрше будет изменять. Зачем такой кобель нужен?
Алмазов остановился, выключил зажигание, посмотрел на Оксану… И задохнулся, поняв по её взгляду, о чём она думает в этот момент. Точнее — о ком. О нём и его собственных изменах, свидетельницей которых она была на протяжении двух лет.
Вот чёрт!
И лучше всего сейчас скорее замять эту тему, отшутившись.
— Думаешь, я такой же кобель? — улыбнулся Михаил, стараясь не показывать, насколько его задевает подобное отношение Оксаны. И вроде бы сам виноват, но… — Как твой бывший муж?
— Не такой же, — ответила она со спокойной иронией. — Вы ведь не уходите из семьи к этим своим…
— Ещё не хватало, — вырвалось у Алмазова непроизвольно, и Оксана фыркнула. А затем вдруг спросила:
— Михаил Борисович, а… зачем так много? Не сочтите за наглость, мне просто всегда было интересно. Зачем настолько часто менять… ммм…
Он вздохнул, посмотрел в серьёзные глаза Оксаны и ответил:
— А давай, я после ужина объясню? А то сейчас аппетит испорчу нам обоим своими объяснениями. Это всё… довольно-таки цинично звучит, прости.
— О, я понимаю, — отозвалась она с прежней иронией. — Ладно тогда. Пойдёмте.
Глава 44
Пока поднимались к Оксане в квартиру и раздевались в коридоре, Михаил ощущал небольшую неловкость и предполагал, что она чувствует то же самое, только сильнее. Всё же ситуация была странная, и они оба это понимали. Ладно ещё, подбросить своего секретаря до дома, чтобы шугануть бывшего мужа, если тот вдруг заявится, но Алмазов ведь откровенно напросился на ужин. И Оксана не возмутилась, не запротестовала, а согласилась, и даже словно была рада. Кажется, её отношение к нему стало гораздо теплее после корпоратива, и это по-настоящему удивляло. Михаил в то утро всё же повёл себя не лучшим образом, оскорбил её. Таня за подобные высказывания точно смертельно обиделась бы, а Оксана…
Нет, разумеется, она обиделась. Но не смертельно. И вообще Алмазову показалось, что она приняла за истину его глупое высказывание и решила, что он имеет право считать её непривлекательной. И такой расклад Михаилу вообще не нравился, хотелось доказать Оксане, что всё не так. Но как тут докажешь? От слов будет только хуже, а уж от действий — тем более.
Алмазов ненадолго заглянул в туалет, вымыл руки, а когда вернулся на кухню, Оксана уже колдовала возле плиты, и не в офисной одежде, а в лосинах и футболке, как в прошлый раз. Только футболка была немного другая, не голубая, а серая, с котёнком мультяшного вида. И сильнее обтягивала тело, оставляя меньше пространства для воображения.
Такая тоненькая… Михаил залюбовался, стоя на пороге кухни, и невольно подумал, что Оксана напоминает ему Дюймовочку. Именно такой всегда рисуют эту девочку-феечку — маленькой и худенькой, с длинными точёными ножками и большими голубыми глазами. Да, кажется, у Оксаны появилось ещё одно прозвище. Птичка-Дюймовочка…
В этот момент она обернулась, явно чтобы что-то у Михаила спросить, и, встретившись с ним взглядами, вздрогнула и порозовела.
— Я тут… ммм… — Она запнулась, вздохнула и продолжила уже решительнее: — Решила не кормить вас тем же самым блюдом. Хочу сделать спагетти с фаршем и томатным соусом… Вы такое едите?
— Я ем практически всё, — улыбнулся Михаил, опускаясь на табуретку. — И не отказался бы от вчерашних ёжиков, они были очень вкусные. Серьёзно, Оксана, не заморачивайся. В следующий раз пусть будут спагетти. А сегодня ёжики.
«В следующий раз»… Услышав эту фразу, секретарь замерла и нервно облизнула губы, заставив Алмазова буквально вспыхнуть от желания. Такой пухлый и влажный рот, а уж розовый язычок…
Эротические фантазии в его голове давно зашкаливали за отметку «норма», и сейчас стрелка спидометра явно пыталась вырваться на свободу. Михаил даже с трудом усидел на месте. Очень хотелось сорваться к Оксане, обнять покрепче, чтобы точно не вырвалась, и попробовать на вкус желанные губы. Они наверняка сладкие и очень нежные…
— Пусть будут ёжики, — пробормотала секретарь, резко и как-то неловко разворачиваясь, из-за чего уронила кулинарную лопатку, которую держала в руке. Чертыхнулась, наклонилась, чтобы её поднять, и Михаил едва не застонал, глядя на Оксанины ягодицы. Чёрт, ну это просто невозможно, у него же сейчас мозг взорвётся и член дымиться начнёт!
Возвёл глаза к потолку, чтобы не пялиться. Да, вот так легче. Главное, чтобы Оксана не заметила, как его колбасит.
Через несколько минут секретарь поставила перед ним всё то же самое, что и вчера — тарелку с гречкой и ёжиками, блюдо с овощами и бокал с морсом. Села напротив, пожелала приятного аппетита и принялась есть, не глядя на Алмазова. А Михаил, наоборот, поглядывал на Оксану, не забывая есть и сам — ему слишком нравилось смотреть на неё. Удивительно, но он вдруг осознал, что нет ни одного человека в этом мире, каждое действие которого казалось бы ему красивым. Кроме Оксаны. Когда-то так было с Таней… или не совсем так? Уже сложно было вспомнить. В любом случае, сейчас жена не вызывала в Михаиле никаких чувств, а вот в Оксане ему нравилось абсолютно всё. Даже её очаровательная нелепость. И как она двигалась, и как говорила, и как смеялась, и как ела, аккуратно собирая с вилки гречку розовыми губами. Абсолютно всё…
— Вы обещали объяснить, помните? — сказала Оксана, когда Михаил всё доел и с сожалением отодвинул от себя тарелку. — И… будете чай? Правда, у меня к нему только овсяное печенье. Я не любитель сладкого.
— Буду, — кивнул Алмазов, на секунду ощутив укол угрызений совести — ему бы домой, к детям… Но на самом деле уходить не хотелось, и домой не тянуло, поэтому он быстро отмахнулся от собственной совести и, дождавшись, пока Оксана уберёт грязную посуду, нальёт в кружки чай и поставит на середину стола вазочку с печеньем, поинтересовался: —
