его именин.
122
Кроме того, подобно другим — относительно раритетным — именам месяцеслова, Ерм и Ермий могли в написании и произношении смешиваться с более частотными Иеремий, Иеремия. Это смешение, как мы увидим, порождало всевозможные усложненные гибридные графические варианты всех этих имен. Переписчик того или иного месяцеслова или составитель повествования о конкретном лице мог произвольным образом использовать любой из них или по собственному разумению их как-то дифференцировать. Для исследователя же ключевым параметром в различении, скажем, пророка Иеремии и апостола Ермия в качестве личного небесного покровителя оказывается не что иное, как дата празднования.
123
Такой способ запечатления патроната двух личных покровителей царя или великого князя известен на Руси по крайней мере со времен прадеда Федора Ивановича, Ивана III, который, будучи обладателем еще одного имени Тимофей, возводит храм Иоанна Златоуста и устраивает в нем придел апостола Тимофея [ПСРЛ, XII: 192; XXVI: 257].
124
См.: Шаблова, 2012: 128 [л. 208об., 210об.], 380–381 [примеч. 297] (ср. также: Сахаров, 1851: 79).
125
Ср.: ПСРЛ, XXXIV: 230. Подробнее о датах, связанных с венчанием Федора Ивановича на царство, см.: Бурсон, 2005: 335.
126
У переводчика и комментатора текста, А. А. Севастьяновой [1990: 209 [примеч. 6]], это сообщение Горсея почему-то вызвало недоумение, более того, комментируя его, она приводит неверную дату появления на свет царя Федора.
127
См.: Мартынова, 1999: 323, 330 [ил. № 9], 334 [примеч. 26]; Мартынова, 2002: 403–404; Маханько, 2019: 16–17.
128
Приведем еще несколько — менее однозначных — свидетельств почитания св. Ермия (наряду с Феодором Стратилатом) в царской семье. На правой створке серебряного киота иконы «Богоматери Владимирской» были выгравированы изображения Феодора Стратилата и мученицы Ирины в рост, а на левом затворе — «преп. Фатинна и Пророкъ Iеремiя» [Постников, 1888: 5253 [№ 1024], 58–59 [ил. № 25]]. Скорее всего, на створке киота в действительности был изображен не кто иной, как апостол Ермий, а соответствующая идентификация его как пророка Иеремии появилась в результате обычной путаницы и варьирования в написании имен Ермий и Иеремия (ср. в этой связи: Маханько, 2019). Кроме того, в жертвеннике кремлевского Успенского собора, судя по описи начала XVIII в., имелся «образ мученика Христова Еремии, да апостола Еремии же на одной цке, обложены серебром, оклад басменной, венцы серебряны сканные» [РИБ, III: 334] — по сообщению С. Г. Зюзевой [2021: 319], исследователи связывают эту икону именно с царем Федором Ивановичем. Среди неоднократно упоминавшихся нами дробниц, размещенных на киоте иконы «Святитель Николай», которая принадлежала Евдокии Сабуровой, одной из жен царевича Ивана Ивановича, имелась как дробница с изображением Феодора Стратилата, так и, по утверждению С. Г. Зюзевой [2020: 71], дробница с изображением пророка Иеремии (не апостола Ермия!). Как и в случае с серебряным киотом из собрания купца Постникова идентификация на дробнице этого киота святого как пророка Иеремии, скорее всего, появилась в результате путаницы, вызванной неоднозначностью русифицированной формы имени типа Еремей, которая с равным успехом могла образовываться как от имени Иеремия, так и от имени Ермий (ср. в этой связи: Зюзева, 2021: 319).
129
По словам Ивана Тимофеева, Борис Годунов «время же своему зломыслт обрѣтъ и суща стаинника себѣ потаена, зѣло злыхъ злѣйша, Луппа некоего, брата си свойствомъ и дѣломъ, иже толкуется волкъ, — от дѣлъ зваше пршмъ» [РИБ XIII: 294; Державина, 1951: 29 [л. 48]]. При этом Лупп было, вне всякого сомнения, крестильным именем Клешнина, тогда как Андрей — широко известным, публичным, об этом свидетельствует, в частности, тот факт, что незадолго до кончины Клешнин принял постриг с именем Левкий, которое по букве соответствовало «молитвенному» Лупп (см. подробнее.: Литвина & Успенский, 2018: 255–256).
130
См.: Державина, 1951: 24 [л. 40об.].
131
Усложненная форма имени апостола («Iремлови») в свое время ввела в заблуждение публикатора «Временника» О. А. Державину [1951: 501 [примеч. 327]], которая отождествила его с именем библейского пророка Иеремии, чья память празднуется 1 мая (ср. также: Солодкин, 2002: 60). Подобного рода путаница имеет давнюю традицию и отчасти восходит к XVII столетию или даже к более раннему времени (ср., впрочем: Толстой, 1860: 13–14 [примеч. 23]). Во всяком случае, в отдельных источниках XVII в. воцарение Федора Ивановича даже связывается с датой 1 мая, памятью пророка Иеремии [РИБ, XIII: 3, 147]; такой разнобой, однако, может объясняться не только смешением имен свв. Ермия и Иеремии (Еремея в обиходном употреблении), но и сложностью и многоступенчатостью самой процедуры [Бурсон, 2005: 335]. Не исключено, что образы апостола Ермия и пророка Иеремии так или иначе соотносились с фигурой царя Федора уже его младшими современниками. Согласно описи, в Образной палате хранилась яшмовая панагия с изображением Феодора Стратилата и пророка Иеремии на одной стороне и царя Константина — на другой [Успенский, 1902: 44 [л. 101]]. Как полагает С. Г. Зюзева [2020: 71 [примеч. 29]], по-видимому, этот же артефакт описан у И. Е. Забелина [2003: 613 Материалы к т. II]]: «Икона яшма зелена, на ней вырезаны 3 святыхъ, одинъ подписанъ: царь Констанинъ, обложена золотомъ съ яхонты и съ изумруды и съ лалы, назади наведено чернью мученикъ Христовъ бедоръ да пророкъ Еремей». Однако какое место все перечисленные предметы, несущие изображение пророка Иеремии, занимали в личной биографии царя Федора (если занимали вообще), еще предстоит выяснить. Первый опыт такого исследования принадлежит М. А. Маханько [2019: 3–4], которая предположила, что составители описи Образной палаты, каталогизируя упоминавшуюся только что панагию, попросту перепутали апостола Ермия и пророка Иеремию; соответственно, автор отказывается от своей первоначальной идеи, будто бы эта наперсная икона предназначалась для константинопольского патриарха Иеремии, как известно, приезжавшего в Москву в годы правления Федора Ивановича.
132
Ср. выходную запись священника Домки на последнем листе Милятина Евангелия (XII в.), где апостолы поименованы боговидцами («стии бовидьци апсли») [Гранстрем, 1953: 22]. Вместе с тем, эпитет «боговидец», как известно, традиционно прилагается к пророку Моисею: достаточно указать, например, на запись на праздничной минее московской печати 1674 г., где упомянута московская церковь Моисея Боговидца на Тверской улице [Тихонравов, 1857: 56] (ср. также: Ламанский, 1861: 596 [№ 4];
