Лакрим, «слезы», а она, — Жизель кивнула на Анаис, — сказала, что раньше надо мне было думать.
— Наверное. — Я присела рядом. — Почему же ты родила?
— Не знаю, — Жизель невесело улыбнулась. — Наши говорили, что рожать не так больно… Врут все люди, нечего их и слушать. Потерпела бы, и свободна была. А так и сама чуть не померла, кабы не хозяйка наша.
Мне хотелось спросить, почему она вообще пошла работать в публичный дом, но я промолчала. Разные у женщин были причины.
— Она хорошая, — продолжала Жизель. — Помогла мне, когда я на улице оказалась. Кабатчик, у которого я на кухне была, меня сневолил, а жена его меня за это и выгнала. И куда мне? Опять в кабак? Замуж-то уже и не взяли бы порченую… А тут хоть крыша над головой и работа легкая.
М-да, подумала я, кому как. Особенно с такими последствиями.
— А у нее, — Жизель кивнула теперь на Люсьену, — дите непростое. Она таит, но раз дала мне кормить, что я, не рассмотрю?
— Непростое? — нахмурилась я. Люсьена успела посвятить и Жизель в свои планы по поводу загадочного младенца? — Что в нем непростого?
— А ты чепчик ему приподними.
Я была заинтригована. Родимое пятно? Какая-то примета, по которой Люсьена и узнала, кто мать малыша и кто отец? Я осторожно поднесла руку, готовая к визгу, но младенец отнесся к моему интересу спокойно, лежал и сосал палец. Я потянула завязочки, потом чепец. Ничего… редкие светлые волосенки, ребенок как ребе…
Что?..
— Куда свои руки суешь? — И моментально я получила сильный шлепок по ладони. — Все-то тебе надо!
— Иди-ка сюда, — сквозь зубы проговорила я, сузив на Люсьену глаза, и схватила ее за рукав. Должна она понять намек, что я не забыла ее россказни и предложение: отдать ребенка и получить за него много денег. — Прояснить кое-что надо. А ты, — бросила я Жизель, — последи пока за детьми.
Люсьена поднялась крайне неохотно, но на нас уже начали коситься, и мне пришлось налепить на физиономию самую добродушную из улыбок, а Люсьене — поклониться мне. Жизель сидела как пришибленная, но не вмешивалась и ничего не уточняла. Как и многие, она считала, что лучше прикинуться, что не видела и не слышала ничего, так, может, и уцелеть можно.
— Это отхожее место, — фыркнула Люсьена, когда я подвела ее к такой заманчивой нише. Оттуда действительно воняло, но из зала так точно было не разобрать. — Здесь молиться совсем непристойно.
Ну да, вот к чему был ее поклон, а мне помешало понять ее знак незнание мира. Под общими взглядами я была вынуждена пересечь зал и занять угол, где я чертила план подземелья. По дороге я захватила чернильницу, и это сразу снизило любопытство. Особенным благочестием, насколько я успела заметить, эти сословия не страдали, но к чужой религиозности относились с почтением.
— Ну? — спросила я, копаясь за пазухой. У меня оставалась еще бумага, возьму ее в руки, издалека будет похоже, что мы молимся. — Откуда ты знаешь, чей это ребенок? Ты сидела в подвале с его матерью? Ты мне врешь.
Я старательно завозила пером по бумаге и наклонилась так, чтобы не было видно, что я открываю рот. Люсьена сидела к прочим спиной.
— Ладно, — подумав немного, вздохнула она. — Теперь и эта дура Жизель все знает.
— Что именно и почему?
— Потому что такие, длинноухие, с людьми уже лет пятьдесят как не водятся, — выплюнула Люсьена. — Не знаю, как с госпожой сошелся ее муж.
— С какой госпожой, какой муж? — быстро спросила я.
— С графиней Эрикой де Лантор, — Люсьена вся скривилась, я озадачилась, что за счеты у нее к незнакомой графине, но сообразила, что гримаса ее не в адрес графини, а в мой. — Ты же не местный… Саму графиню я и не видела, она же такая, наверное, вся… — Она покрутила кистями рук в воздухе, изображая, вероятно, даму высоких запросов. — Фриарт ей не по нраву, грязно и отребье всякое водится, а вот Альмин Верраде… — Она таинственно замолчала.
— Граф? — уточнила я.
— Ты почему такой тупой? — с досадой дернула плечом Люсьена. — Он не граф, он эльф. Был здесь командующим княжеским гарнизоном и уехал вместе с князем к престолу недели три назад.
Интересно, связан ли отъезд князя с бунтом? Точно сказать нельзя — никак.
— Ну и когда я увидела ушки, сам понимаешь. Может, та погибшая женщина была и не мать, а кормилица, но какая разница? Отец-то все равно… другого быть не может.
Еще как может, но тебе сложноваты такие допущения.
— В остальном тоже соврала?
— Нет, — как-то чересчур откровенно сказала Люсьена. — Но ребенок точно Верраде. Других эльфов тут нет и никогда не было. Их в королевстве нет, не простили они королю, что те же де Ланторы подобрались близко к трону… А, то дело господское. Графиня богата, и ребенка лучше отдать ей. У нее денег тьма, она и задумываться не будет.
— И что она с ним сделает?
— Понятия не имею, — Люсьена опомнилась и отняла у меня бумагу и перо. Теперь была ее очередь «молиться». — И опять то уже не мое дело. Я денег хочу и уехать отсюда. Но тебе, Валер, пробраться к де Ланторам будет легче, меня и на порог, наверное, не пустят.
— И куда пробираться?
— В Лантор. — «Ну и дурак же ты, братец, как меня угораздило с тобой только связаться», — написала бы она, если бы знала грамоту. — Это… далеко. Нужна лошадь.
Я глубоко вздохнула и отобрала у нее бумагу и перо.
— И не греши больше, — усмехнулась я. — Нужно отсюда выбраться для начала, и обязательно с кормилицей. Береги ребенка и Жизель. Кстати, как его зовут?
— Мне не сказали.
Вот черт, подумала я абсолютно богохульно. Но, возможно, не здесь, чертей тут, может, и не водилось никогда даже в легендах. Я оставила Люсьену и прошла к окну — крайнему, за ним виднелась отвесная скала, поросшая засохшим бурьяном.
Маяк выбили в скале, а может, частично природа потрудилась над созданием этого зала. Из этого окна и думать нечего спускаться — почти вертикальная стена,
