class="p1">— Фёдором.
— Меня Матвеем… Кирилловичем. Садись за мной.
Пристроившись на заднем сидении, приезжий махнул продавщице рукой:
— Наталья! Спасибо за помощь! Даст Бог, свидимся!
***
Получасом раньше Матвей выкатил из сарайчика мотоцикл. Оглянулся на жену Марину, стоявшую на пороге их домика. Маленькая, светловолосая, аккуратненькая, она держала в руках сумку-авоську.
«Без еды не отпустит», — подумал Матвей. Впереди его ждал внеплановый рабочий день — на сейсмостанции случилась поломка и его вызвали по телефону.
Он стряхнул с мотоцикла невидимую соринку, протер фару, приподнял чехол и поставил на дно коляски ящик с инструментами. Как только послышалось шуршание чехла, из конуры выбрался пес Клык. Он был добродушным с виду, но чужакам мог и клыки показать. Хозяина слушался беспрекословно и всюду сопровождал его, устроившись на излюбленном месте — в коляске мотоцикла.
Пес направился к мотоциклу, но на полпути остановился, поднял морду к небу и жалобно завыл.
— Что это с Клыком? — спросила Марина мужа.
— Не знаю, Мариночка, может, болит что? Он ведь у нас уже немолодой, — задумчиво промолвил Матвей. — Ну будет тебе, полезай!
Пес нехотя запрыгнул в коляску, а Матвей, обернувшись к жене, заметил:
— Зря ты с едой. Я до обеда управлюсь. Еще по пути на Обсерваторную заскочу, Софью предупрежу, что не успею ей люстру сегодня повесить. Обещал помочь. Кто ей еще подсобит?
— Так я сейчас ей пирожков положу и пару баночек с огурчиками, — засуетилась Марина. — Порадуй девочку. Жалко мне ее. Молода, да не будет ей здесь женихов.
— Отчего это? — удивился Матвей.
— Рыженькая, такие не для всех. Всем красоток подавай, белокурых. Или черненьких, с характером. А она добрая и простоватая. И характера маловато.
Марина скрылась в доме и уже через минуту протягивала мужу гостинцы. Матвей завел мотор. Он оглянулся на Марину, и сердце его наполнилось теплом. С ней он нашел покой и семейный уют, которых не знал раньше. Это был поздний брак, бездетный. Потому и к Софочке, молоденькой практикантке с сейсмостанции, супруги относились с родительской нежностью.
— Опять завыл. Цыц! — прикрикнул сердито Матвей на собаку. — Скоро будем на месте.
***
Мотоцикл затарахтел по битому асфальту проспекта Карла Маркса и скрылся за поворотом у гастронома.
Дорога петляла серпантином между кривых сосенок, солнце пробивалось сквозь длинные иглы и ложилось желтыми тонкими полосками под колеса.
В голове Фёдора поселился странный звук. Словно ветер свистел на одной ноте в узкую щель. «Что это?» — подумал он и взглянул на коляску. Под чехлом сидела, свернувшись клубком, крупная собака песочного цвета и протяжно скулила.
— У тебя собака в коляске? — крикнул Фёдор, наклонившись к водителю. — Ноет чего-то.
— Да, это Клык. Часто его с собой беру. Привязался ко мне, а я к нему, не расстаемся! — Матвею приходилось все время оборачиваться назад, чтобы Фёдор мог его расслышать. — Не понимаю, что с ним сегодня — не хотел залезать в коляску. Его бы дома оставить, но он привык со мной.
Переведя дух, водитель снова закричал через правое плечо:
— А меня со станции вызвали. И еще обещал одной молоденькой практикантке люстру повесить на Обсерваторной.
— А там и молоденькие девушки есть?
— Есть. Посмотришь. Женихов для них нет. И ты не жених для нашей Софочки.
— Это отчего же?
— Тебе нужны такие, как Наташка. Голосистые и веселые.
Разговор затих. Фёдор отметил, что мотоцикл «Днепр» у Матвея был чистым, даже слишком для грунтовых дорог в этих местах. Словно он его моет каждый день. Мотоцикл натужно гудел, поднимаясь по дороге вверх. И чем выше поднимался, чем ближе становились облака, тем сильнее завывал пес.
— Фёдор, а ты чем по жизни занимаешься?
— Сейчас ничем. Раньше на скорой помощи работал медбратом.
— Уважаю. Так ты на работу едешь устраиваться?
— Может и так. Поглядим, — туманно ответил Фёдор.
— У них там дружная команда. Со всего Союза съехались. Даже американец один работает.
От постоянного крика Матвей слегка охрип. Откашлявшись, продолжил:
— На плато в горах до войны был секретный военный объект. Местные называли его обсерваторией. Вот и улицу назвали Обсерваторной. Потом на том месте сейсмостанцию соорудили. А жилье сотрудникам чуть ниже построили. В Верходольске это самый высотный жилой дом. Не в смысле этажей, а по высоте над уровнем моря. Дом под облаками! Сейчас увидишь!
За поворотом показался двухэтажный дом из белого ракушечника, окруженный низкорослым лесом. Легкое облако соединяло его крышу с небом. Одинаковые балконы издали напоминали гнезда ласточек, слепленных друг с другом.
Глава 2. Дом под облаками
За деревянным столом под старой шелковицей сидели мальчик в инвалидной коляске и сапожник Ашот. Тёма читал, Ашот курил и пришивал ремешок поношенных сандалий.
Обычно по субботам мама Тёмы с женой начальника станции Цинцкаладзе, Анной Самойловной, ездили на рынок. Вот и сегодня газик сейсмостанции привычно ждал их у подъезда. Мама вышла первой и крикнула в их сторону:
— Ашот, присмотришь за Тёмой? Может тебе купить чего-то?
— Присмотрю! Я за ним, он за мной! Не пропадем, Верочка!
Мальчик помахал маме рукой и опять нырнул в чтение. Дети капитана Гранта на яхте «Дункан» уже подходили к берегам Патагонии. Он всей душой желал им найти пропавшего отца.
***
Анна Самойловна немного опаздывала.
— Я тоже хочу на рынок поехать, — услышала она умоляющий голос дочери Камиллы.
Не обращая никакого внимания на дочь, Анна Самойловна продолжала снимать бигуди, ловко подкручивая светлые локоны тонкими пальцами. Она тихонько подпевала и легко пританцовывала у зеркала под звуки утреннего радио, довольная своим отражением. Скоро пятьдесят, а годы почти не тронули ее. «Ай, красавица! Жи-и-изнь моя!» — она вспомнила слова мужа.
— Мама, ты меня слышишь?
— Милочка, ну что ты губки дуешь, роднулечка? — улыбнулась Анна Самойловна. Она отвлеклась от зеркала и подошла к столу. Камилла грустно смотрела в окно, облокотившись о стол. — Вот и блинчики совсем остыли.
Анна Самойловна помахала в окно Тёме, поймав его случайный взгляд.
— На рынке полно народу, толчея, нервотрепка. Зачем тебе это? Еще и уроков сколько! Мы с Верочкой только туда и обратно.
— Мама, какие уроки? — возмутилась девочка. — Середина июня на дворе!
— Прости, пожалуйста, я музыку имела в виду.
— Вот всегда так. Ты веселишься, а мне — на пианино играть.
— Хорошее веселье — на рынок кататься, — Анна Самойловна даже руками всплеснула от неожиданности. — Отец через пару дней приедет, нужно подготовиться.
Кошка, до этого мирно дремавшая в спальне, вдруг влетела в комнату и беспокойно закружилась по ковру.
— Манька, брысь! — крикнула Камилла. Кошка вздрогнула и скользнула под диван. — Мама, я уже взрослая. Мне тринадцать лет! Я тоже хочу на рынок, — девочка поднялась из-за стола, заглянула под диван.
— Маняша, выходи, — поманила девочка. Маня не двигалась.
— Камилла, остаешься дома за старшую, — голосом, не терпящим возражений, заключила мать. — За кошкой присмотришь. По музыке уроки выучишь. Вернусь — хачапури нажарим к обеду.
— Ладно, — обиженным голосом протянула девочка. Когда мама называет ее Камиллой, спорить бесполезно. — Не больно и хотелось. Купи гранат, пожалуйста. И что-нибудь вкусненькое.
— Обязательно, — с облегчением вздохнула Анна Самойловна и чмокнула дочь в макушку. — Вдруг отец позвонит — скажи, что к обеду я уже вернусь, пусть еще раз наберет.
Она подкрасила губы ярко-красной помадой и направилась к выходу.
— Ой, чуть не забыла, — она вернулась в спальню, скрипнула дверцей шифоньера и, на ходу набрасывая легкую кофточку, поспешила к дверям.
— Опять опаздываю, — недовольно поморщилась Анна Семеновна, услышав, как во дворе дребезжит старый газик сейсмостанции. «Димон, как всегда, пунктуален. По нему часы сверять можно, — подумала Анна Самойловна. — Какой молодец! Уже и на станцию успел съездить».
Хвалить Димона можно было бесконечно. Балагур, «казанова» и необыкновенный добряк, он был душой любой компании. Красивый, молодой, спортивный,