лицо старика с фотографии. Люси в этот миг хотелось, чтобы Лиззи не приходила, а она сама очутилась где-нибудь в другом месте.
Он молча продолжал звонить.
Люси боялась этого окна больше всего на свете, но, если Эверард не оставит звонок в покое, она соберется и, призвав на помощь всю свою решимость прекратить глупить и стать прямой и цельной натурой, сама его закроет. Вот оно, это роковое окно, огромное, как окно спальни на втором этаже, как окно библиотеки на первом, разверстое окно с убийственно низким подоконником, окно, через которое ветер задувает струи дождя, уже промочившего и подушки на софе, и разлетевшиеся по комнате листы бумаги. Самое правильное – это сейчас, не дожидаясь Лиззи, закрыть окно, потому что, когда Лиззи откроет дверь, сквозняк вызовет новую катастрофу. Эверард не может, потому что держит палец на кнопке, а она может и сделает, это будет правильно – одновременно просто и смело.
– Я сама закрою, – объявила она, делая шаг вперед.
– Черт побери! – злобно взревел Уимисс. – Не трогай!
Она замерла на месте. Он никогда не говорил с ней таким тоном. И она никогда еще не слышала, чтобы он так орал. Этот вопль поразил ее в самое сердце.
– Не лезь! – снова крикнул он.
Она ничего не понимала.
– Бестолочь! – рявкнул он, все продолжая звонить.
Она посмотрела на него, он таращился на нее.
– Кто? – еле дыша, спросила она.
– Ты.
Ей показалось, что сердце у нее остановилось. Она глотнула воздуха, повернулась направо, налево, словно ищущий спасения зверек. Эверард – где ее Эверард? Почему он не придет и не спасет ее? О, приди, забери ее из этой комнаты… Из этой комнаты…
Из коридора послышался топот, а затем, под вой ветра, разметавшего очередную стопку бумаги, листы которой ударили Люси по лбу, на пороге возникла запыхавшаяся Лиззи.
– Простите, сэр, – она прижала руку к бурно вздымавшейся груди, – я как раз переодевалась…
– Захлопни дверь! – заорал Уимисс, вокруг которого тоже летала бумага. – Держи, держи ее!!
– Ох! Ох! – воскликнула Люси, выставив вперед руки, как будто от чего-то защищаясь. – Я… Я пойду вниз…
И прежде чем Уимисс сообразил, что она делает, она выскользнула через дверь, которую все еще придерживала Лиззи, и убежала.
– Люси! – заорал он. – Люси! Вернись сейчас же!
Но ветер был слишком сильным, он вырвал дверь из рук Лиззи и захлопнул ее.
Люси мчалась так, словно за ней гнался сам дьявол. Вниз по лестнице, мимо спальни, мимо гонга, через холл к входной двери, попыталась открыть ее, но дверь была закрыта на засов, она отчаянно дергала, дергала засов, пока он не открылся, и она выскочила наружу, на ступеньки.
Здесь на нее со всей силой обрушился дождь. Он бил ее по лицу, и она пришла в себя. Она промокла мгновенно, словно на нее вылили полное ведро воды, а дверь за ней захлопнулась. Вдруг испугавшись самой себя, она развернулась, желая попасть внутрь так же отчаянно, как мгновение назад стремилась выбраться. Что она делает? Куда бежит? Надо вернуться, надо вернуться, пока Эверард сам за ней не пришел, пока не увидел, как она стоит здесь, у входа, промокшая, как бродячая собака. Из-за ветра мокрые волосы залепили лицо. Где ручка? Она не могла нащупать. Мешали залепившие глаза мокрые волосы, мокрая, раздувшаяся от ветра юбка. Надо войти… До того, как он придет… Что на нее нашло? Эверард… Нет, он не мог… Что он подумает, что он подумает? Где эта ручка?
А потом с другой стороны двери послышались тяжелые шаги и голос Уимисса, по-прежнему резкий и громкий, выговаривавший кому-то, кто шел с ним:
– Я разве не приказывал, чтобы дверь держали закрытой?
И звук задвигавшегося засова.
– Эверард! Эверард! – закричала Люси и принялась колотить в дверь обеими руками. – Я здесь! Снаружи! Пусти меня! Эверард! Эверард!
Но он явно не слышал, потому что до нее донесся звук удалявшихся шагов.
Наконец-то убрав с глаз мокрые волосы, она поискала звонок, дотянулась, изо всех сил принялась звонить. То, что она сделала, ужасно. Она должна попасть внутрь, Бог с ней, с горничной, она должна бежать к Эверарду. Что он подумал? Он ищет ее повсюду. Он ужасно расстроится. Почему горничная не открывает? Она, что, опять переодевается? Нет, она подавала ленч уже в черном платье, так почему она сказала, что переодевалась?
Она все жала и жала на звонок, используя всю его электрическую энергию, как использовал ее перед этим Уимисс. Она была насквозь мокрой, ее чудесные волосы потемнели от воды и приклеились к голове.
Эверард, ну конечно, Эверард говорил так с ней только от страха – от страха и любви. Окно – он просто испугался, что она, пытаясь закрыть эту тяжелую раму, тоже поскользнется и… Ну да, ну да, как она могла не понять, что в момент опасности, чудовищного волнения из-за любимого существа, бывает, кричат, бывает, вот так командуют. Это потому, что он так сильно ее любит… Она просто сумасшедшая, раз не поняла!
Наконец она услышала чьи-то шаги, отпустила звонок и обхватила себя руками, чтобы с максимально возможным достоинством встретить недоумевающий взгляд горничной, хотя прекрасно понимала, что похожа сейчас на мокрую кошку; шаги приближались, становились все тяжелее, и на пороге, погремев засовами, возник сам Уимисс.
– Ох, Эверард! – бросилась к нему Люси, на которую напоследок обрушился новый дождевой заряд. – Как хорошо, что это ты… Прости, прости…
И умолкла, потому что увидела его лицо.
Он наклонился задвинуть последний засов.
– Не сердись, Эверард, дорогой, – прошептала она, положив руку на его склоненное плечо.
Покончив с засовом Уимисс выпрямился и, взяв ее за руку, снял ее со своего плеча.
– Ты намочила мой сюртук, – сказал он, прошагал к двери библиотеки и закрыл ее за собой.
На какое-то мгновение она застыла там, где он ее оставил, силясь собрать свои вдребезги разбитые чувства, а затем пошла следом. Пусть она мокрая, пусть с нее капает, пусть она похожа на пугало с прилипшими к голове волосами в насквозь промокшем платье, но она должна сразу разрешить это недопонимание, объяснить, что она всего лишь хотела помочь с окном, объяснить, что она подумала, что он сказал ей эти ужасные слова, а на самом деле он всего лишь за нее испугался, объяснить ему, какая она глупая, глупая, глупая, что не сразу поняла ход его мысли, попросить прощения, попросить быть с ней терпеливой, помочь ей, потому что она так его любит – и да, она знает, как сильно он любит ее…
Люси
