бумагу и ручку, — сказал я, опускаясь на колени. — Мне нужно это записать.
Бастилия вздохнула, но, как я и просил, вытащила из рюкзака ручку с бумагой. Каз подошел к нам, с интересом наблюдая, как я переписываю текст со стены.
— Какой это вообще язык? — спросил я. — Явно не Забытый, хоть здесь и упоминаются инкарны.
— Это древненальхаллский, — ответил Каз. — Читать я на нем не умею, но в столице есть парочка ученых, которым это по зубам. Когда цивилизация инкарнов пала, немногие выжившие обосновались как раз в Нальхалле.
Я закончил перевод. В ту же секунду меня окружили трое Хранителей.
— При входе в библиотеку вы должны передать нам все письменные материалы, — прошипел один из них. — Как только мы сделаем копию, сразу же вернем ее вам. Если копию не удастся сделать в течение часа, вместо нее мы вернем оригинал.
Я закатил глаза.
— Ох, да бога ради! — И все-таки позволил им забрать листок и удалиться с ним в неизвестном направлении.
Лицо Бастилии приняло хмурое выражение — она успела прочитать перевод, пока я его писал.
— Судя по этой надписи, твой Талант опасен.
— Так и есть, — сказал я. — Знаешь сколько раз меня чуть не избили, когда я что-нибудь ломал в самый неподходящий момент?
— Но… — она решила не продолжать, очевидно почувствовав, что я больше не хочу касаться этой темы.
Если честно, я не знал, что и думать. Не каждый день натыкаешься на древние письмена, в которых говорится о Талантах Смедри. Но узнать, что они предупреждали об опасности моей собственной силы… от этого уже становилось как-то не по себе.
Это был первый раз, когда я получил намек на грядущие неприятности. Вы, жители Свободных Королевств, называете меня спасителем. Но можно ли считать меня спасителем, если я помог решить проблему, которую сам же и создал?
— Погоди-ка, — сказала Бастилия. — Разве сюда нас привела не Окуляторная Линза? Что бы там с ней ни случилось?
— Ты права, — согласился я, стоя на том же месте. Я по-прежнему чувствовал, что Линза была активна, хоть меня и отвлекла остальная гробница.
Я сменил Линзы Переводчика на Линзы Окулятора, после чего мне пришлось убавить их силу из-за слишком яркого света в комнате. Проделав это, я увидел Линзу, благодаря которой мы и нашли гробницу. Она была встроена в крышку саркофага.
— Она там, — указал я. — Наверху саркофага.
— Я этой штуке не доверяю, — предостерег нас Каз. — Вокруг него какой-то странный круг. Нам лучше уйти, собрать команду исследователей, а потом вернуться и как следует изучить это место.
Я рассеянно кивнул. А потом шагнул в сторону саркофага.
— Алькатрас! — крикнула Бастилия. — Ты опять собираешься сделать какую-нибудь необдуманную глупость?
Я повернулся.
— Ну да.
Она моргнула.
— О. Ну тогда, наверное, не стоит. Считай, что я против. Что бы ты ни задумал.
— Принято к сведению, — ответил я.
— Я… — начала Бастилия. Она умолкла, как только я ступил на круглый островок чистого пола, которым со всех сторон был окружен саркофаг.
В ту же секунду все изменилось. Вокруг начала падать пыль, сверкавшая, как крошечные частички металла. На вершинах столбов, со всех сторон окружавших саркофаг, ярко пылали лампы. Я будто оказался посреди небольшой колонны золотистого света. Каким-то образом я перенесся из давным-давно покинутой гробницы в место, которое так и бурлило от движения.
Но даже сейчас оно внушало чувство трепета. Я повернулся, увидев за пределами круга Бастилию и Каза. Они застыли на месте с открытыми ртами, будто собираясь что-то сказать.
Я снова обернулся к саркофагу; пыль едва заметно падала в воздухе, осыпая все, что находилось внутри круга. Я выставил руку. Пыль и правда оказалась металлической, с блестящим желтым отливом. Золотая пыль.
Почему я вот так бездумно вошел в этот круг?
Объяснить это не так просто. Представьте, что вы страдаете от икоты. Даже не так: не просто от икоты, а от Икоты с большой буквы. Ваша икота — всем икотам икота. Вы икали всю свою жизнь, не зная покоя. Икали так долго, что потеряли всех своих друзей, выбесили окружающих и уже стали раздражать самого или саму себя.
И вдруг вы, к собственному удивлению, обнаруживаете группу людей с похожими проблемами. Кто-то из них постоянно рыгает, другие — все время шмыгают носом, третьи — пускают отвратительные газы. Все они издают бесячие звуки, но на их родине — это признак крутизны. И ваша икота производит на них впечатление.
Вы проводите с ними время, и мало-помалу начинаете гордиться своей икотой. А потом вдруг замечаете на дороге билборд, где — впервые за все это время — говорится, что ваша икота может устроить конец света.
Может, тогда вы бы почувствовали то же, что и я. Обескураженные, преданные, выбитые из колеи. Готовые войти в странный круг силы, надеясь встретиться лицом к лицу с человеком, создавшим тот самый билборд.
Даже если этот человек на деле окажется мертвецом.
Я толкнул крышу саркофага. Она оказалась тяжелее, чем я ожидал, так что пришлось поднапрячься. Крышка с грохотом упала на пол, раскидав в стороны золотую пыль.
Внутри лежало тело мужчины без единого следа разложения. Если уж на то пошло, то выглядел он настолько живым, что я невольно отпрыгнул назад.
Мужчина в саркофаге не шевельнулся. Я подошел ближе, не спуская с него глаз. Он выглядел чуть старше пятидесяти и был одет в старинную одежду: некое подобие юбки, обернутой вокруг бедер, и ниспадающую, скроенную на манер мантии, рубашку, которая оставляла открытой грудь. Лоб был украшен золотым обручем.
Я нерешительно ткнул его в лицо. (И не надо делать вид, будто на моем месте вы бы поступили иначе.)
Мужчина продолжал неподвижно лежать. И тогда я, сгорая со стыда, осторожно проверил его пульс. Тишина.
Я сделал шаг назад. Так вот, возможно вам уже доводилось видеть мертвое тело. Я искренне надеюсь, что это не так, но давайте будем реалистами. Порой люди все же умирают. По-другому и быть не может — ведь иначе похоронные бюро и кладбища попросту вылетели бы в трубу.
Увидев мертвое тело, никогда и не подумаешь, что оно когда-то было живым. Трупы выглядят так, будто сделаны из воска — они больше похожи не на людей, а на манекены.
Но тело в саркофаге было совсем не таким. Его щеки по-прежнему горели румянцем, а лицо и вовсе казалось чем-то на грани реальности, будто готовое снова сделать вдох.
Я мельком посмотрел на Бастилию и Каза. Они по-прежнему казались застывшими на месте, будто для них остановилось само
