И снова назовёт Предательницей.
Нет, этого страшного слова так и не прозвучало… вслух… кажется… но оно сквозило из каждого взгляда Тринадцатого Принца, из каждого его жеста, прикосновения. Я как-то не сразу даже поняла, что больше не стою, уперевшись ладонями в комод – именно в этой позе Фиар меня оставил, а сползла благополучно на пол. И продолжаю глотать слёзы, свернувшись в комочек.
Как же холодно… не снаружи… изнутри.
И как же… страшно.
Страшно умирать.
Это похоже на постепенное перекрытие воздуха. Каждый новый вдох – чуть короче предыдущего. Это похоже на распирающий изнутри горло алчный и беспощадный ледяной ком. Он с каждым моим выдохом захватывает всё больше внутреннего пространства, отвоёвывает себе территорию… И перед глазами всё плывёт от удушья и нескончаемых слёз. И потому это похоже ещё на ледяную клетку, которая, наваливаясь со всех сторон, так и норовит раздавить, пробираясь к самому сердцу…
Сердце! Ему больнее всего!
Больно умирать непонятой, непрощённой.
Без права на оправдание.
Больно умирать глупой, позволившей заманить себя в ловушку пешкой в чужой шахматной игре.
Больно умирать разлучённой с любимым…
Это хуже всего.
Так и хочется заорать голос:
– Ну ладно ещё Варт с О!!! Черти б побрали их обоих, но ты, Фиар, ты!!!..
Как ты мог поверить им. Не мне. После всего, что было.
После того, как столь глубоко врос в самое сердце, которое замерзает сейчас, проклятое твоей матерью…
Вот только голоса больше нет, и остатки гордости лишь утяжеляют обиду-ком в горле.
– Не плачь, Искорка… – раздалось вдруг едва слышное. – Не надо…
– Вьюго… милый… – прошептала я, и, разглядев снежного человечка, разрыдалась пуще прежнего.
Начать с того, что Вьюго был вдвое меньше ростом. И он был прозрачный… местами… И ног у снеговичка больше не было. Но он отважно полз ко мне. Полз через все покои. Подтягиваясь на ослабевших руках и оставляя позади лужицы.
– Искорка, – едва слышно шелестел снежный малыш. – Искорка…
– Не приближайся… пожалуйста… – выдохнула я.
Вот только снеговик не послушался. Продолжал упрямо ползти побитой собакой, не сводя с меня жалобного взгляда.
– Где болит, Искорка? – пропищал он с такой заботой, что мне и правда умереть захотелось. Ведь Вьюго… это же всё с ним… из-за… меня.
Пальцы бессильно царапнули грудь.
– Сердце, – прошептала я. – Сердце… болит.
Узор татуировки кольнул и вспыхнул сквозь плотную ткань лифа, будто подтверждая мои слова.
– Ты, главное, не бойся, Искорка… – Пропищал снеговичок, подползая. – Если бояться – будет совсем страшно…
С этими словами он сложил вместе ладоши и меня вдруг окружили снежные малыши из сада. Были они такими же маленькими и жалкими, как и мой бедный Вьюго. И каждый снеговик сжимал в тающих пальчиках по распустившемуся снежноцвету.
– Мы поможем, Леди Ледяной Горы. – С серьёзным видом пропищал Хрусь и вдруг отдал мне честь. – Это наш долг.
– Не-ет… – прохрипела я, пытаясь отползти, что было не так-то просто, потому что снеговики отчаянно таяли и я снова барахталась в луже. – Не приближайтесь, пожалуйста!.. Не надо!..
Мой надрывный вопль потонул в грохоте – на этот раз с хрустом таящего сугроба на пол обрушился подоконник.
Снеговики тем временем подступили вплотную, накрыли свободными ладошками узор на груди и по очереди закрыли глазки. На личиках вместо привычных ужимок застыла мрачная решимость.
– Не хочу… – выдохнула я. – Не нужно…
Снежноцветы вспыхнули. Грудь кольнуло. Невзирая на мои жалкие попытки отстраниться, снежные человечки отдавали мне все свои силы. И таяли, таяли, таяли…
Как же быстро они таяли!
– Отдать вам последний долг – честь для нас, леди… – прожурчал, умирая, забавный задира Хрусь.
– Живи, Искор… – с этими словами меня покинул мой нежный малыш Вьюго.
Я заорала и надрывно закашлялась. Старания снеговиков сделали своё дело – леденящий холод отступил от сердца, но я знала, что это ненадолго.
От стены вдруг отделилась совсем прозрачная Джилла.
– Не смей, Джилла! – на этот раз у меня хватило сил почти на крик. – Иди к Фиару! Это приказ, поняла? Приказ! Иди… к Фиару!.. К тому же и Джолт явно с ним…
Джилла замешкалась на секунду.
Потом бескровные губы её дрогнули.
– Джолт… – прожурчала снежная прислужница, исчезая влажным пятном в стене.
Я же плюнула на попытки подняться. К тому же, несмотря на жертву снежных малышей, силы продолжали покидать меня. Утекали стремительно, буквально текли сквозь ослабевшие пальцы.
Да и гексаграмму портала давно залило…
С хрустом и всхлипом рухнул камин, заливая, наконец, столь неуместное в этом царстве оттепели пламя.
Откуда-то из-под потолка прямо мне на грудь обрушился мокрый, отчаянно вздрагивающий комок перьев: Леда в образе воробья-альбиноса. Или белоснежной колибри… Она тоже была совсем крохотной.
Первой реакцией на появление перевёртыша была радость – страшно было уходить в одиночестве. Но в следующую секунду я поняла, что так не пойдёт. Неправильно это…
– Иди к Фиару, Леда. Ты – его хранитель. Не мой. Ты нужна ему. Особенно сейчас…
– Дураа-ак твой Фиа-аар! – заплакал в ответ несчастный воробушек.
– Дурак. – Согласилась я. – Но ты должна сказать ему, что я люблю его. Люблю… По-настоящему. Я ни в чём перед ним не виновата…
– Дураа-ак… – покинуть меня Леда не успела.
Узор на груди жадно чавкнул и пугливой и одновременно такой храброй и самоотверженной Леды не стало.
На мгновение показалось, что я бегу по залитому солнцем цветочному лугу, ветер треплет волосы, ласково светит солнце…
Я открыла глаза и с изумлением увидела склонившегося надо мной Фиара.
Невозможно описать всю палитру чувств, отразившихся на лице снежного феникса.
– Вот поэтому я и ушла… – торопливо, пока он не успел ничего сказать прошептала я и виновато провела леденеющими пальцами по любимому лицу. – Но я собиралась вернуться… Честно… Я ведь…
– Кто? – тихий вопрос.
И это был однозначно не тот случай, когда стоит играть в благородство, выгораживая женщину, чьи мотивы тебе в целом понятны.
– Твоя мама… Проклятие ледяного сердца – так она, кажется, назвала…
Глава 18Фиар прикрыл глаза – это был молчаливый крик, исполненный раздирающей боли.
