стала мадам Сименон!
— Хочешь сказать, что я заманила тебя в брачные сети? Да ради чего? Что бы обслуживать твою персону? Рожать детей, вести твои дела, поддерживать хозяйство в этом чертовом замке — вся прислуга на мне. И я терплю, ради того, что бы величайший писатель современности мог принимать своих друзей и репортеров в старинных апартаментах, подобающих его персоне… Это ты тщеславен, а не я, Ты выстроил для меня этот домик? Да это клетка, золотая клетка! Все твои замки — клетки, в которые ты заманил глупую птичку… — Она разрыдалась. Жорж начал успокаивать. Сцена продолжилась на ковре, а потом в спальне на громадной кровати, застеленной кружевным бельем с вышитой монограммой хозяйки.
До зимы о доме не вспоминали. И вдруг Дениз выразила желание провести ночь в «своем доме». Сименон позвонил владельцу ресторана и велел развести огонь в камине. Когда они приехали, весь переулок был забит пожарными машинами.
Вероятно, головешка, выпавшая из камина, воспламенила ковер, огонь поднялся до потолка. После пожара дом отремонтировали и отделали заново, но супруги больше никогда не возвращались туда.
Капризная, пресытившаяся подарками женщина? Она считала по-другому. «Сименон, диктатор по натуре, стремился приучить меня повиновению своим прихотям. Так было с самого начала, когда он искал во мне „простушку“, и, в конце-концов, привело к разрыву супружеских отношений. Со временем его любовь ко мне переросла в ненависть. Между нами началась настоящая война, сопровождавшаяся потреблением обеими сторонами невероятного количества алкоголя, драками, взаимными оскорблениями».
Она копила «досье» против мужа, он же не мог не подмечать раздражавшие черты в ее поведении.
«Главной обязанностью Дениз стало руководство штатом прислуги. Вечером она собирала на кухне обслуживающий персонал для отчета, каждую женщину опрашивала о проделанной работе, потом давала задание на следующий день.
Лишняя прислуга была нужна для самоутверждения Дениз. Она обожала руководить, распоряжаться, наказывать — то есть проявлять свою власть».
С Эткен, ставшей особой приближенной к хозяйке, Дениз задерживалась до полуночи, чтобы посмаковать две-три порции виски и выговориться — ведь ей необходимы были слушатели. А с кем еще говорить? Жоржу не интересны ее разговоры о прислуге, покупках, уборке, а ей совершенно мучительны его философствования и восторженные охи по поводу природы и «простых людей» Главной собеседницей Дениз стала Эткен.
А он все не унимался, пытаясь найти подход жене, с трудом переносящей его. В Эшандане у Жоржа вошло в привычку возить Дениз во второй половине дня на прогулки на плато — полюбоваться видом заката. У него всегда находилась тема для разговора с женой, он старался затронуть проблемы, способные, по его мнению, заинтересовать ее, а она неизменно засыпала. В конце концов, произошло тоже, что и в Америке — он перестал вывозить ее на прогулки.
Когда Сименоны поселились в Эшандане, Марку исполнилось восемнадцать, Джонни восемь, Мари-Джо всего четыре года. Дениз была полной сил тридцатичетырехлетней женщиной, Сименону перевалило за 54. Возможно, разница в летах затруднила взаимопонимание, помимо всего прочего?
Отдаляясь от жены, Сименон все больше сосредотачивалось на детях.
Особым пунктом в программе развлечений были посещения рынков.
«Едва я научился ходить, мама водила меня на рынок, и я на всю жизнь сохранил страсть к спектаклю, который являли собой крестьяне и крестьянки, сидевшие со своими корзинами с овощами и фруктами. Яркие и нежные краски, менявшиеся на каждом шагу запахи, голоса, разнообразные звуков: кудахтанье кур, петушиные крики, хрюканье розовых поросят! Повсюду в мире, куда бы я ни приезжал, прежде всего, стремился на рынки, представлявшие выставку новых овощей и фруктов».
В воскресные дни Жорж, забрав маленьких детей — Джонни и Мари-Джо, ехал на рынок. Здесь они гуляли, разглядывая прилавки и зверюшек в клетках, а так же могли купить все, что душе угодно. Разве способен деревенский петушок на палочке, приготовленный по прабабушкиным рецептам, заменить любые изыски кондитерских магазинов?
Попытки вытащить Ди, оказались тщетными.
— Что? Ты приглашаешь меня на рынок? Избавь от своих крестьянских замашек. И, кроме того — тебе же известно, как я занята. Не до прогулок, господин мой.
По воскресеньям в сезон рыбалки, пока Ди работала или «убивалась на работе», как говорила она всем подряд, Жорж с сыном и Мари-Джо направлялись в порт за червяками — предстояла рыбалка. У каждого имелась своя удочка, свой кукан и своя коробочка с червями. Рыбачила компания на моле. Больше всех был увлечен этим занятием восьмилетний Джонни, хотя он пока еще боялся самостоятельно снять с крючка прыгающую на бетонных плитах рыбку. Жорж приобрел моторную лодку, на которой он отправлялся на серьезную рыбалку. Летом хорошо шла игра в шары на специально оборудованной гравиевой площадке в саду замка. А шары для всей семьи куплены самые лучшие — хромированные.
Рождество, которое так любил с детства Сим, и о празднике которого в большом благополучном доме мечтал для своих детей, превращается в кошмар. Дениз начинает заранее принимать виски со своими секретаршами, затем следует ритуал упаковки подарков, бесивший Жоржа. По мнению Дениз, правила хорошего тона требовали, что бы все до единого подарки были упакованы и перевязаны лентами. А подарков — гора! До полуночи они вместе пакуют приобретенные заранее вещицы. Раздражение Сименона компенсируют виски. Дениз не любит пить одна, и в процессе упаковки мужу приходилось составлять ей компанию. Рождественским утром она принимала горячую ванну, а он — ледяной душ и шел будить детей. Торопливо одевшись в праздничные костюмы, малыши мчались к елке.
Затем подарки получали все, живущие в доме.
Дениз пила все больше, Сименону уже ясно, что это не каприз взбалмошной женщины, а хронический алкоголизм, который надо лечить не запретами и призывами к сильной воле, а специальными методами, как тяжелую болезнь.
Сименона от чрезмерного увлечения спиртным удерживало писательство. Он умел во время остановиться и пойти спать, помня, что с утра начинается его рабочая вахта в кабинете. Остановиться Дениз не может, часто завершая выпивку рвотой и истерикой.
Еще в Нью-Йорке, страстно увлекшись двадцатипятилетней женщиной с не нравившимися ему привычками, Сименон решил, что сумеет ограничить ее тягу к выпивке, преодолеет потребность блистать, превращавшуюся в стремление властвовать. Лишь позже, пройдя нелегкий путь совместной жизни, он поймет, что, оглоушенный острыми сексуальными ощущениями, придумал себе другую женщину и тщетно пытался подогнать ее под нужный ему образец. Хотя и в этом стремлении он действовал столь противоречивыми методами, что на успех рассчитывать было трудно.
Сейчас в роскошном замке сосуществовали два человека, тайно ненавидевшие друг друга, но все еще пытавшиеся сделать шаги к сближению. Все попытки Жоржа
