вещь.
Уложив Эбби на кровать, стянул с неё платье, заставляя тело, соприкоснувшись с прохладным воздухом, покрыться сеточкой из мелких мурашек. Руки обхватили талию, а губы начали прокладывать нежную дорожку по внутренней стороне бедра.
Шелковая простынь смялась.
Найдя края тонкого шелкового белья ― последнего, что всё ещё бесполезно прикрывало её податливое тело ― потянул его вниз, заставляя Эбби послушно приподняться.
Отбросив кусок ткани в сторону ― туда же полетели и мои выходные брюки ― стал жадно целовать каждый её дюйм, поднимаясь выше и вынуждая её выгибаться.
Поцеловав набухшую грудь, царапнул затвердевший сосок, вынуждая тонкие пальцы сильнее стиснуть атласную ткань. Эбби прикусила губу и закрыла глаза.
Мне бы очень хотелось продлить этот момент ― заставить её извиваться под моими прикосновениями, стонать и умолять не останавливаться, но Зверь внутри принял пальму первенства окончательно. Грубо раздвинув дрожащие ноги, одним мощным рывком я вошел в неё, вынуждая инстинктивно вцепиться в мои плечи.
Один толчок. Второй. Третий.
Эбби пыталась себя контролировать, но стоило мне ускорить темп, ворвавшись в неё частыми сокрушительными импульсами, и она как одичавшая, вцепилась в мою кожу. Внезапное жжение заставило зарычать. Не помня себя от желания, вколотился в неё сильнее, и для того, чтобы заглушить её безудержный всхлип, накрыл влажный рот своим.
Я целовал её исступленно, безудержно, дразня языком и совершая толчки всё интенсивнее и мощнее. Эбби обнимала ногами мои бедра и прижимала к себе со всей неистовостью, вынуждая наполнять её больше, проникать глубже.
Ногти невыносимо царапали спину, но я понимал ― она нуждалась в этом. Я позволял раздирать кожу, зная, что мои яростные, совершенно варварские движения так же причиняют ей боль. Но, смешиваясь с удовольствием, эта бешеная страсть возносила нас на самый пик, заставляя безвозвратно терять себя, но навсегда обретать друг друга.
Я нуждался в этой женщине. Каждую секунду, каждое мгновение своей жизни. Потому что лишь рядом с ней мой Зверь успокаивался ― я начинал чувствовать, учился видеть мир иначе.
Только когда она была рядом, боль покидала мою душу.
Её руки лечили. Глаза заставляли верить в добро. Она была моим Ангелом. Даром, который я бережно сожму в ладонях, чтобы больше никогда не потерять.
Проснулась, ощутив, как похолодели кончики пальцев ― тоненькое одеяльце прикрывало ноги не полностью, а кондиционер всё это время работал почти на максимуме. Его крепкие руки до сих пор обнимали мою талию, прижимая спиной к массивной, слегка влажной груди.
От Него исходил запах бешеного, дикого секса ― мужской запах без лишних примесей и концентраций. А ещё я чувствовала совершенно невероятные ароматы Верности, Надежности, Любви и Безграничного Счастья ― так мог пахнуть лишь очень родной, очень близкий сердцу человек. И именно так пах этот мужчина.
Дарен глубоко вдохнул и неосознанно перевернулся на спину, нехотя ― даже во сне ― всё же слегка ослабляя хватку. Воспользовавшись этим, осторожно выскользнула из―под прохладной ткани и опустила ноги на мягкий ковер.
Взгляд переместился на безнадежно испорченное платье, валяющееся в углу комнаты. Другая одежда была в номере на три этажа ниже, и для того, чтобы добраться до него, мне пришлось бы пройти через коридор, проехаться в лифте, а затем снова пройти через коридор. Голой. Даже при самом удачном раскладе, при котором по пути я ни с кем не столкнусь, это всё же был не лучший вариант.
Улыбнувшись, подхватила с пола белоснежную рубашку, слава Богу целые черные трусики и, приподнявшись на цыпочки, стала прокрадываться в ванную. Приняв душ и расчесав свои до безумия спутанные волосы, надела сексуальный наряд и так же тихо направилась обратно.
Дарен ещё спал, лежа в той же самой позе, что и пять минут назад.
Осторожно прогнув матрац, прилегла на бок и, подперев голову рукой, залюбовалась своим полуобнаженным мужчиной.
Своим.
Всего одно слово.
Но такое важное и значимое, что заставило пульс застучать быстрее.
Я ничуть не жалела о произошедшем. На самом деле, не жалела.
Наоборот ― ощущала внутри необъяснимую легкость и силу, словно за спиной внезапно выросли крылья.
Пальцы легко коснулись сильной груди, а затем скользнули ниже, обводя линию мышц, рисуя на теле незатейливые узоры. Я чувствовала, как внутри вновь начинает разливаться тепло. Добравшись до низа живота, немного помедлила, и с выражением нашкодившего ребенка, стала не спеша пробираться под тоненькую ткань.
Дарен перехватил мою руку и, резко уложив на спину, навис сверху.
Смотря в затуманенные от страсти глаза, ощущала, как начинаю понемногу утрачивать себя. Снова.
— Ты надела мою рубашку, ― хрипло произнес он, и тело вновь обдало жаром.
— Ты порвал моё платье, ― ответила, пытаясь не выдать дрожи голосе.
Его губы растянулись в привычно―нагловатой ухмылке.
— Я купил ― я порвал. Всё честно.
Хотела запротестовать ― скорее даже инстинктивно, нежели осознанно ― но его рот непредвиденно накрыл мой, и всё, что осталось: лишь безмолвно выдохнуть.
Теперь его язык ласкал меня медленно, нежно, будто бы пытался насладиться каждым мгновением, испробовать на вкус каждый участочек. Я забывалась, терялась, сходила с ума ― в эти минуты меня наполняло так много совершенно безумных и разнообразных чувств, что казалось, счастье всего мира принадлежит только мне одной.
— Голодна?
— Очень.
Закрыла глаза и приготовилась получить удовольствие, но внезапно ощутила легкий холодок, а затем почувствовала, как кровать прогнулась под весом.
Мне померещилось или…
— Что ты делаешь?
— Надеваю брюки, ― улыбнулся Дарен, застегивая молнию. Чертову молнию! ― Давай, ― сказал он, стягивая меня с постели, ― ты должна поесть.
Поесть? Так вот, что он имел в виду, когда спросил… О, Боги!
Сказать, что в этот момент я испытала полнейшее разочарование ― ничего не сказать. Я была обижена, расстроена и зла. Уже во второй раз.
Я, конечно, никогда не была ненасытной и похотливой сучкой, но сейчас эти два чувства взяли контроль не только над телом, но и над разумом.
— Я не голодна, ― вздохнула, когда Дарен повел меня к столу.
— Серьезно? ― усмехнулся он. ― Минуту назад ты говорила иначе.
— Потому что думала, что ты спрашиваешь о другом голоде, ― последнее слово выделила по―особому, чем спровоцировала его на ещё одну улыбку.
Кстати, невероятно сексуальную.
Он обнял меня, за талию притянув к себе: мягко, легко, но в то же время властно, собственнически. Я обожала, когда он держал меня так ― заставляя ощущать себя маленькой слабой девочкой, находящейся под самой сильной на свете защитой.
Его защитой.
— Сначала ты поешь и отдохнешь. Иначе твоя ненасытность погубит нас обоих.
Издевается? Он
