— Хреново, господа дружинники. Очень хреново, — подытожил Ферингтон, пройдя перед строем дружинников. — Надеюсь, стреляете вы лучше?
Зря он надеялся, очень зря. Получилось примерно так, как у меня с его луком в первый раз. Вот только проблема в том, что я не луком и мечом на жизнь зарабатываю. А эти — да. С арбалетами было чуть получше, но тоже не ахти — постоянные заминки и задержки. Ферингтон сначала корчил рожи, потом махнул рукой — надоело, видимо, смотреть, как неопытный народ мучается.
— В жопу таких вояк, — сказал он мне, отойдя от них.
— Все очень плохо?
— Все совсем плохо. Я еще удивляюсь, как этим сельским мусорам крестьяне еще по морде не дают, — пожал плечами Ферингтон. — Уровень ниже кротовой норы, даже у их командира, которого любой мой дружинник на тряпки порвет.
— И что будешь делать?
— А ничего, — скорчил неопределенную мину он. — Это не мои проблемы, милорд.
— А как же союз и прочее? Все-таки вассалитет…
— Милорд, давайте начистоту? — перебил меня Фарингтон. — Вассалитет, союз и прочее — это политика. Меня она не касается. Мое дело — воевать, ну или готовиться к потенциальной войне. И я свое дело знаю, вы в курсе.
— Да, знаете, — кивнул я, подтверждая.
— Дружина графа — именно его дружина, и как он там с ней управляется и кого набирает — его проблемы, не мои уж точно. И с ними я валандаться не собираюсь.
— Ну может как-то подучить… — начал было я.
— Я же говорю, милорд — это не моего ума дело. Рамки своих должностных обязанностей я знаю, и выполняю их строго в установленных пределах. Дурака учить — только портить, и решение передать их мне во временное пользование может принять только граф по согласованию с герцогом, это уже политическое решение. Так что по вертикали подчинения я получаю приказы только от вашего отца, и не имею право проявлять инициативу там, где меня не просят. Я не настолько альтруист, чтобы делать это за свой счет или за счет своих людей. Достаточно того, что десяток дружинников сейчас посменно патрулируют земли Иссон, выполняя несвойственные им задачи на чужой территории. Но это приказ герцога.
— Вы от этого не в восторге? — спросил я.
— Милорд, я не девочка с бантиками, чтобы быть в восторге или нет. Я выполняю приказ, и мое отношение к этому роли не играет.
Все правильно, вздохнул я. Приказ есть приказ, и такие тертые профессионалы, как Ферингтон выполняют его, не отвлекаясь на чувства и не размазывая розовые сопли по стенам.
— Ну что, милорд, пойдемте в их оружейку? Я подозреваю, что там нас ждет много открытий, — сказал он.
— Пойдемте.
Он подозвал своих бойцов, и мы вместе пошли в замковую оружейку. Да, о сколько нам открытий чудных… Нет, не просвещенья дух, а замковый оружейник, совмещавший работу конюха с этим побочным занятием. Все было плохо. Старые армейские мечи валялись кучей на полу, а древки стоящих копий щерились трещинами. Более того, на их остриях кое-где даже виднелся налет ржавчины.
— Это что? — Ферингтон взял особо убогое копье.
— Копье, ваша милость, — равнодушно пожал плечами конюх. Перед чужими он явно расшаркиваться не собирался.
— Вижу, что не хрен. Почему в таком состоянии?
Видно, что оружейнику такие вопросы не нравились, но послать Ферингтона на три веселых буквы он боялся, особенно в присутствии начальства.
— А что с ним не так?
Ну я чувствую, сейчас начнется порка. И дело может дойти до кулаков.
— Трещину видишь? — Ферингтон показал конюху треснутое древко.
— Вижу, — пожал плечами тот. — Ничего страшного.
Ну это он зря сказал. Сейчас получит.
— Ничего страшного? — вскипел Ферингтон. — Хочешь ударить им вон в тот щит?
Он показал на скрепленные истыканные острым железом доски. Как и везде, для проверки холодного оружия.
— Не-а. Хотите — прошу, — скорчил неопределенную рожу конюх-оружейник.
— При ударе древко лопнет, и хорошо, если не проткнет самого копейщика, болван!
— Заклеим, — вновь равнодушно пожал плечами кузнец.
— Когда? Перед боем, после боя или вместо боя? И, к твоему сведению, древки не клеят, а меняют полностью. А острие-то какое замечательное! — Ферингтон перехватил копье поудобнее. — Тупое и даже ржавчина есть! Возьму как сувенир, покажу вашему хозяину.
Я заметил, как командир дружинников Финна, бывший с нами, показал кулак из-за спины Ферингтона.
Вот тут на роже горе-оружейника проскочило что-то похожее на испуг. Видимо, предвкушение палок на спине вызвало определенные рефлексы.
— Не надо. Приведу в порядок, — сказал конюх.
— Это в ваших же интересах.
Ферингтон подошел к куче мечей, лежащих на полу.
— Почему оружие хранится так? — строго спросил он.
— Так это мечи негодные, — сказал конюх. — Только на перековку. Отбираю, чтобы кузнецу отдать.
— Правда, что ли? — глаза Ферингтона сощурились. — Даже этот?
Он покопался в груде железа, и вынул оттуда старый потертый клинок. Ого, а местный оружейник — полный дурак. В магическом зрении виднелась почти исчезнувшая полоска плетений на заточке.
— Ну а что в нем такого? Старое железо плохого качества.
— Раз так, я его заберу, — сказал Ферингтон.
— Как будет угодно вашей милости, — решил не спорить с взвинченным лейтенантом оружейник. — Еще хотите чего глянуть?
— Показывай все остальное, — и Ферингтон пошел вглубь залы, отведенной под оружейку, вместе со своими сопровождающими. А я вышел на воздух.
Да, похоже с такими союзничками каши не сваришь. Да еще и проблем огребешь по полной. Дождусь, пока лейтенант полезет на башни проверить тяжелое замковое вооружение. Боюсь, что оно еще в более худшем состоянии.
Ждать мне пришлось недолго, минут пять. Даже витамин D не успел от солнца получить.
— Бардак, — выйдя из донжона сказал лейтенант. — Пороть и пороть. Жестоко. До крови и беспамятства. Может хоть это научит?
— Боюсь, что нет, лейтенант. Ну что, наверх полезем? — я направил его туда, куда сам хотел попасть.
— Конечно, — с подозрением глянул на меня лейтенант. — А что?
— Да так, есть мысли.
— Примерно знаю, какие, — хмыкнул лейтенант и мотнул головой сопровождающим. — Захватите лук!
Ну он меня правильно понял. Когда мы взобрались на башню, используемую как артиллерийская, нас ждал тот же бардак. Старая ветхая баллиста, хранившаяся видимо в сарае и по торжественному случаю поднятая вверх и возведенная на треногу, своим потрепанным видом могла вогнать в уныние. Или ярость, как Ферингтона. Я молча наблюдал, как он наливается краской и наполняет полную грудь воздухом перед тем, как разразиться матерной тирадой.
