Устименко, Майкл Шорн, Серж Воскарёв, и две дамы, госпожа Кулакова и госпожа Васницкая. Возможно, кто-то ещё?
— Вроде бы я написал всех, кто за время моего присутствия в Москве не просто проходил мимо, а так или иначе бывал в доме или здесь, в мастерской… Не, ну Воскарёв — это вообще ерунда. Он абсолютно безмозглый, но милый парень, хорошо воспитанный и умеющий промолчать, когда надо.
— А его родители?
— Родители там, конечно, щучьей породы, но мы мало пересекались даже в те времена, когда Серж и Ириша дружили. Нет, вряд ли! — он тряхнул головой и вернулся к списку. — Шорн… Вообще он птица тёмная. То есть, тёмная лошадка, или кто там бывает? Ни одного его проекта никто в глаза не видел, но на встречах и всяких конференциях по архитектуре он бывает всегда. Ходил слушок… Нет, наверное, неправильно будет об этом говорить, ничего же не доказано.
— Я клянусь, что дальше меня и моего помощника эта информация не уйдёт, — для убедительности Алекс прижал руку к сердцу. — Если она не будет основанием для официального расследования.
— Ну, поговаривали… в профессиональных кругах поговаривали, вы понимаете? Что визиты Майкла несколько раз удивительным образом совпадали с перехваченными заказами. Но никаких доказательств, разумеется, нет.
— Тогда сразу же вопрос: ваш следующий заказ мог его интересовать?
Казьмин покосился в сторону компьютера:
— Ну… Интересовать мог, но никакой информации по нему получить он не мог бы.
— Почему?
— Потому что она вся тут! — и для убедительности архитектор постучал по собственному лбу согнутым пальцем.
Ровно в четыре коротко стукнул молоток у двери, возле которой висела табличка «Алексей Верещагин. Частный детектив». Алекс спустился со второго этажа, открыл дверь и проводил гостя в приёмную. Тот был высоким и очень худым; Верещагин вспомнил внешность господина Парсонса и хмыкнул мысленно: «Что-то их там недокармливают, в этой конторе по решению вопросов. Или волка кормят ноги?»
Господин Бальдберг тем временем осмотрелся, уселся в кресло, закинув ногу на ногу, и уставился в лицо хозяину дома.
— Кофе? — вежливо осведомился Алекс.
— Лучше чай, если можно, — так же вежливо ответил визитёр, продолжая беззастенчиво его разглядывать. — Чёрный, с лимоном и сахаром.
Выйдя в коридор, Верещагин позвал негромко:
— Аркадий!
— На кухне я, — отозвалось в правом ухе. — Чай готовлю. Варенье давать вишнёвое или клубничное?
— На твой выбор, — он подхватил плотно уставленный поднос и вернулся в приёмную.
Взлетевшие вверх брови Исаака Бальдберга были ему истинным утешением.
— Итак, — сказал тот, молниеносно покончив с чаем и вареньем, — рассказывайте.
Историю псковского семейства он слушал внимательно, иногда кивая и делая какие-то пометки в блокноте. Когда Верещагин закончил, гость минуту помолчал, отложил карандаш и попросил:
— Хотелось бы поговорить с мальчиком и его мамой. Наедине.
— Сейчас позову, — подхватив коммуникатор, Алекс попросил Макса подняться к нему в приёмную, прихватив с собой и Софью. — Но говорить будете в моём присутствии. Я в эту историю влез с ушами и хвостом, так что должен знать, как она развивается.
Когда Бальдберг распрощался и ушёл, Софья долго молчала, потом спросила робко:
— Ты думаешь, у них что-то получится?
— Надеюсь.
— Может, нам лучше всё-таки уехать?
Шумно вздохнув, Макс закатил глаза к потолку, взял мать за руку и ответил ей:
— Пойдём. Не будем мешать деловому человеку. Ты хотела до ужина ещё маргаритки прополоть…
— Флоксы!
— Да хоть огурцы! Алекс, а этот… Сергей Иванович придёт сегодня?
— Не знаю, а он зачем тебе понадобился?
— Ну… так… хотел спросить…
Больше ни слова Верещагину из мальчика выжать не удалось, и он, весьма заинтересованный, отправился к секунд-майору приглашать того на ужин.
— У Воскарёвых этих главная не кухарка, а галльский повар, — рассказывал Суржиков, не забывая отдавать должное холодному свекольнику с ботвой и пирожкам с картошкой. — Сам он на рынок не ходит, посылает как раз кухарку, которая повара этого на дух не переносит.
— Это тебе всё молочница рассказала?
— Не только, — Влад покрутил в воздухе ложкой. — Рынок-то там маленький, трое с молоком, пятеро с овощами и зеленью, два мясника… С одним поговорил, другому ящик подтащил, третьего табаком угостил…
— Ты ж куришь раз в году по обещанию! — удивился Макс.
— Ага, как только понервничаю. А табак у меня нюхательный, дедушкин кисет с собой таскаю на счастье, вот и пригодился. Ну так вот, эта самая кухарка завтра с утра придёт за маслом и всем прочим, я её и подстерегу там. Попробую в дом наняться, а ежели не выйдет — поговорю с ней.
— Ты прав, — кивнул Верещагин. — Эту линию надо довести до конца, как и линию Шорна. Хотя я склонен именно его ставить на первое место.
— Мне бы там переночевать надо, — Суржиков принялся за фаршированную куриную ногу. — Может быть, ночью бы посмотрел, чем этот Майкл дышит.
— Возьмёшь и поставишь пару амулетов, всё запишется на кристалл. Только надо прикинуть, куда лучше ставить… — Алекс постучал пальцами по столу. — Вот что, мы с тобой сейчас попробуем план домика прикинуть…
— А чего прикидывать-то? — влез в беседу Макс. — В офисе главного архитектора небось можно найти всё что угодно по Москве!
Мужчины переглянулись, и Верещагин сказал:
— На третий курс взяли, говоришь? Пожалуй, я этому не удивляюсь. Хорошо соображаешь. Значит, я с самого утра туда… Пожалуй, лучше предупредить Микулича, пока я доберусь, он может уже и найдёт всё, что надо.
— Микулич — это кто? — Макс наморщил лоб.
— Секретарь нынешнего главного архитектора.
Алекс не стал терять времени, вышел из столовой, чтобы не мешать остальным ужинать, и набрал на коммуникаторе номер Ярослава Микулича. Закончив разговор, он уже собирался вернуться в столовую, когда снизу раздался громкий стук дверного молотка и рёв разбуженного медведя:
— Верещагин! Открывай!
Сбежав по лестнице, Алексей распахнул дверь.
— Что это у вас в переулке темно, как… в погребе? — пробасил секунд-майор Бахтин. — Чуть ногу не сломал на колдобине какой-то.
И в самом деле, ни один из фонарей не горел ни в Селивёрстовом, ни в Костянском. На Сретенке и на Садовом виднелся свет, да и везде вокруг шла обычная вечерняя жизнь. Небо, как всегда над городом, подсвечивалось золотым и розовым, и только здесь, на углу, было темно, будто тени наползли и не захотели уходить.
— Не знаю, — чуть растерянно ответил Алекс. — Да ты входи, сейчас всё выясним. Аркадий?
— Здесь я, хозяин, — домовой, как всегда, сидел на подоконнике в приёмной и смотрел на улицу. — Кузьма сегодня должен был фонари-то зажигать, он, почитай, уже пятнадцатый год при этом…
— Узнай, пожалуйста, в чём дело, — ласково попросил его Бахтин.
Аркадий Феофилактович ответил чуть сварливо:
— А
