Мы тоже в безопасности, хотя наше убежище и окружено свирепыми Нечестивыми: толстые ставни на окнах, укрепленные досками, не так-то просто сломать. Нам ничего не грозит, пока упорство мертвецов, ежеминутно ломящихся в двери и окна, не сокрушит нашу крепость.
Такое чувство, что этот дом строился с расчетом на подобную осаду. Почему же наша деревня оказалась так плохо подготовлена к вторжению? Почему она настолько отличается от этой? Почему здешние дома больше и прочней наших?
Весь первый этаж занят сплошной комнатой, которая служит одновременно кухней, столовой и гостиной. Посередине огромная дровяная печь, а вдоль одной из стен протянулся очаг для готовки; при желании я могу поместиться в нем целиком.
В одном углу стоит длинный стол со скамейками по бокам, за такой можно посадить большую семью и еще кучу соседей. Одна из стен от пола до потолка увешана оружием: тут есть длинные копья, топоры с длинными рукоятями и разные диковины, каких я никогда прежде не видела, все лезвия остро заточены. Висят здесь и луки, а рядом на полу стоят сундуки со стрелами. Почетное место над очагом занимают два блестящих меча с изогнутыми клинками и узорными рукоятями.
В задней части дома, за лестницей, расположена доверху набитая едой кладовка: три-четыре глубокие полки заставлены консервированными овощами и фруктами, с потолка свисают сушеные травы и вяленое мясо, вдоль стен выстроились бочки с мукой и крупами.
Я никогда не видела столько еды, мы с Трэвисом могли бы продержаться на ней года два. Даже в соборе, мне кажется, не было таких богатых запасов.
Прямо за кладовкой находится дверь, ведущая в маленький внутренний дворик, огороженный прочным кирпичным забором. Вдоль забора выстроились горшки и кадки с землей; в них явно собирались что-то сажать, да не успели. Посередине стоит колонка, из которой берут свежую воду для дома и сада. Дворик небольшой, но зато Аргусу есть где погреться на солнышке.
Совершенно ясно, что бывшие хозяева хорошо подготовились к возможному вторжению, которое сделало бы их пленниками в собственном доме на одиноком острове среди океана Нечестивых.
Наверху разместились четыре комнаты: три спальни и детская, дверь в которую мы сразу же заперли и больше не открывали. В конце коридора к стене прикручена деревянная лестница, ведущая на чердак, совсем как в моем прежнем доме. Я забираюсь наверх, толкаю люк и оказываюсь в огромной комнате во всю длину дома.
Вдоль стен здесь тоже стоят бочонки и мешки с едой, аккуратными кучками лежит оружие. В одном углу несколько сундуков, которые я пока не открываю. В противоположной стене маленькая белая дверка. Я отодвигаю щеколду и несколько раз толкаю дверь плечом. Наконец она поддается и распахивается.
Снаружи маленький балкон с массивными перилами по бокам, однако спереди никакого заграждения нет. Выходя на яркое солнце, я машинально прикасаюсь рукой к стене возле двери, чтобы погладить высеченные на ней строчки Писания.
Но стена совершенно гладкая и ровная. Никаких надписей, ни слова о Боге или Его речах. Я мысленно оглядываю все остальные двери в доме и понимаю, что рядом с ними тоже не было надписей.
Интересно, почему же местный Союз Сестер не заставляет жителей вырезать строки из Писания возле дверей? Тут я вспоминаю, что и скамейки для преклонения коленей нигде не было. А на стенах никаких гобеленов с молитвами. В этом доме не нашлось места Господу. Эта мысль меня пугает: как же его обитателям позволили такое святотатство, такую свободу?
На кратчайший миг я успеваю задаться вопросом: а может, Сестры в этой деревне не имеют большой власти? Или вовсе никакой власти не имеют?
Я прислоняюсь к перилам и смотрю на толпу Нечестивых двумя этажами ниже. Ни на ком нет Сестринской мантии. Оглядываю здания вокруг: нигде ни малейших признаков поклонения Богу. И собора тоже не видно.
От безуспешных попыток разобраться голова идет кругом. Чего же на самом деле нет в этой деревне — Бога или Союза? Если последнего, то как же они верили в Бога без Сестер?
Голова кружится так, что я сажусь на пол и свешиваю ноги с балкона; ощущение, что из-под них выбили почву, только усиливается. Я ведь совсем не знала жизни без Сестер, без их неусыпного присутствия и надзора. Меня никогда не посещала мысль, что Бог может существовать сам по себе, без всякой связи с Союзом.
Эта мысль меня пугает, заставляет часто дышать.
Вдруг краем глаза я замечаю какое-то движение. Вернувшись к реальности, я вижу впереди, на краю ближайшей платформы, Гарри. Мир постепенно обретает очертания, и я, загородив глаза от солнца, начинаю его осматривать.
На земле между платформой Гарри и нашим домом лежит большое поваленное дерево, раньше оно явно было частью замысловатой системы построенных на платформах жилищ. С досок под моими ногами свисают обрывки канатов. Они спускаются до самой земли, где по ним ходят Нечестивые.
Похоже, эти канаты когда-то соединяли платформу и наш дом. А сам он, по-видимому, был своеобразным якорем, на котором держалась вся система, но по какой-то причине нас оторвало от корабля.
Быть может, нам с Трэвисом удастся как-нибудь перебраться к остальным? Или же они найдут способ восстановить мост, разрушенный упавшим деревом. Мое сердце замирает от этой мысли: нет, нам с Трэвисом слишком хорошо вдвоем…
Гарри машет мне рукой, я машу в ответ. Какое-то время мы стоим и смотрим друг на друга, пока я вдруг не замечаю, что чешу запястье в том месте, где его натерло веревкой: кожа там до сих пор покрыта болячками.
Гарри хочет мне что-то сказать, но я ничего не слышу за постоянными стонами Нечестивых, да еще на таком расстоянии. Я закрываю уши и пожимаю плечами. Сделав рупор из ладоней, Гарри снова кричит, а я опять трясу головой. Тогда он с улыбкой отмахивается, как будто все равно ничего важного сказать не хотел, и уходит обратно к своему дому на дереве, где его ждут Кэсс, Джед и Джейкоб. Из трубы на крыше уже поднимается дымок, и я гадаю, удалось ли им, как нам с Трэвисом, наладить свою жизнь. Смогли ли они обрести счастье и покой?
Я возвращаюсь на чердак, машинально проводя рукой по гладкой стене рядом с дверью. От привычек очень сложно избавляться, и пустая стена не мешает моим пальцам вновь и вновь искать знакомые надписи.
* * *
Дни идут своим чередом, и мы с Трэвисом находим свое место в новом мире. Большую часть времени мы проводим наверху, где окна широко раскрыты навстречу солнцу и воздуху. Стоны Нечестивых вновь становятся для нас привычным и почти незаметным фоном, сопровождающим каждую минуту нашего существования.
Изредка выбираясь на балкон, чтобы повидать брата, суженого и лучшую подругу, я задаюсь вопросом, живут ли они такой же мирной и уютной жизнью на краю страшной бездны, что начинается прямо за нашим порогом.
Однажды я почти решаюсь спросить Трэвиса, почему он так и не пришел за мной накануне церемонии Обручения. Мы сидим друг против друга за столом, наша беседа ненадолго прерывается, и с моих губ уже почти срывается вопрос — я хочу понять, какой была бы моя жизнь, не случись беды. Я собираюсь с мыслями, грудь сжимает боль того мучительного ожидания… Но тут Трэвис с улыбкой берет меня за руку, его шершавые пальцы скользят по моей коже, и я понимаю, что все это неважно. Главное, мы вместе. И я ничем не хочу омрачать наше счастье.
