Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 115
вершину Тайгета, чем прогнать меня с этих гор и посадить на скамью подсудимых! Напишите мне по-гречески имя миссис Саймонс, а заодно и ваше.
— В этом нет необходимости и…
— Пишите, говорю вам. Вам известно мое имя, и я уверен, что вы его не забудете, а я хочу знать ваше имя и иногда вспоминать о вас.
Я, как мог, нацарапал свое имя на благозвучном языке Платона. Помощники Короля, слышавшие наш разговор, похвалили предводителя за твердость духа, не подозревая, что она обойдется ему в сто пятнадцать тысяч франков. А я, довольный собой, с легким сердцем отправился к палатке миссис Саймонс. Я сказал ей, что ее деньги спасены, и она соизволила улыбнуться, узнав, как мне хитростью удалось обобрать наших грабителей. Полчаса спустя она представила следующий текст письма:
«Написано на Парнасе в окружении бандитов проклятого Ставроса Мой дорогой брат,
жандармы, которых вы отправили нам на помощь, предали нас и постыдно обокрали. Рекомендую вам их повесить. Для их капитана Периклеса потребуется виселица высотой не менее ста футов. О нем я сообщу особо в телеграмме, которую намереваюсь отправить лорду Палмерстону21. Как только мы окажемся на свободе, я посвящу ему целый раздел письма, которое собираюсь отослать в редакцию “Таймс”. Ставить об этом в известность местные власти совершенно бесполезно. Против нас ополчились все местные негодяи. Как только мы покинем эту страну, весь греческий народ соберется в укромном месте, чтобы поделить между собой все, что у нас украли. К счастью, делить им будет особенно нечего. Я узнала от одного молодого немца (сначала я принимала его за шпиона, но потом он показал себя, как весьма честный джентльмен), что этот Ставрос, его еще называют Хаджи-Ставрос, держит свои капиталы в нашем банкирском доме. Прошу вас проверить эту информацию и, если она соответствует действительности, то мы с легкой душой можем заплатить требуемый выкуп. Перечислите в банк Греции сто пятнадцать тысяч франков (4600 ф. ст.) в обмен на составленную по всей форме расписку, скрепленную обычной печатью этого Ставроса. Та же самая сумма будет снята с его счета, и на этом вопрос будет решен. Чувствуем мы себя хорошо, хотя жизнь в горах не назовешь комфортабельной. В голове не укладывается, что две англичанки, подданные самой большой в мире империи, вынуждены есть жаркое без горчицы и маринованных огурцов и пить чистую воду, словно мы какие-то рыбы.
Надеюсь, что вы, не теряя времени, сделаете все возможное, чтобы мы как можно скорее вернулись к привычному образу жизни.
Искренне ваша
Ребекка Саймонс.
Понедельник, 3 мая 1856 года».
Я лично отнес Королю письмо, собственноручно написанное достойной дамой. Хаджи-Ставрос с недоверием взял письмо в руки и направил на него столь проницательный взгляд, что у меня сердце ушло в пятки при мысли, что он угадает смысл написанного. Я был совершенно уверен, что он не знает ни слова по-английски. Но этот дьявол в человеческом обличье внушал мне суеверный страх, и я верил, что он способен творить чудеса. Лицо его прояснилось лишь тогда, когда он дошел до цифры четыре тысячи шестьсот фунтов стерлингов. Тут он понял, что речь идет не о жандармах, и приказал положить письмо вместе с прочими документами в жестяную коробку. Привели доброго старика, который успел выпить вина ровно столько, чтобы быть в состоянии шевелить ногами. Король выдал ему коробку с письмами и снабдил точными инструкциями. Монах отправился в путь, а мое сердце полетело за ним вдогонку, и я долго смотрел им обоим вслед. Даже Гораций не провожал столь теплым взглядом корабль, на котором уплывал Вергилий.
Король счел, что важное дело благополучно завершено, и у него сразу улучшилось настроение. Он велел закатить для нас пышный пир, приказал раздать всем двойную порцию вина, лично пошел проведать раненых и даже вытащил из Софоклиса застрявшую в нем пулю. Одновременно он приказал всем бандитам относиться к нам с особым почтением, которое мы заслужили благодаря нашим деньгам.
Я позавтракал в компании дам, и наша трапеза прошла необычайно весело. Все свалившиеся напасти теперь были позади. Через два дня меня освободят из этого кошмарного плена. А еще я надеялся, что, вырвавшись из лап Хаджи-Ставроса, свяжу себя приятными узами… Во мне даже проснулся поэт, чем-то напоминавший Гесснера1. Ел я с не меньшим аппетитом, чем миссис Саймонс, и пил в меру своего аппетита. Я налегал на белое смоляное вино с таким же усердием, с каким еще недавно отдавал должное санторинскому вину. Я пил за здоровье Мэри-Энн, за здоровье ее матери, за здоровье моих любимых родителей и княгини Ипсофф. Миссис Саймонс пожелала услышать историю этой благородной иностранки, и я поведал все, что знал о ней. Мэри-Энн выслушала меня с нескрываемым вниманием. Она сказала, что княгиня поступила правильно и добавила, что женщина должна брать свое счастье там, где она его находит1 2. Прекрасно сказано! В пословицах заключена мудрость наций, а иногда и их счастье. Я чувствовал, что встал на путь процветания и уверенно качусь по наклонной плоскости прямо в рай земной. О, Мэри-Энн, даже матросам никогда не светили в океане звезды, столь же яркие, как ваши глаза!
Я сидел напротив нее. Передавая ей куриное крылышко, я склонялся так близко, что видел, как за черными ресницами Мэри-Энн дважды отражается мое уменьшенное изображение. Впервые в жизни, сударь, я сам себе показался красивым. Верно говорят: чтобы понять достоинства картины, необходимо заключить ее в прекрасную
Соломон Гесснер (1730–1788) — швейцарский поэт и художник, певец жизни «детей природы — пастухов и пастушек».
«Une femme doit prendre son bonheur ou elle le trouve» — чуть переиначенная реплика Мольера, брошенная им в ответ на обвинение в плагиате («Je prends mon bien ou je le trouve» — «Я беру свое там, где его нахожу»).
раму. Внезапно мне пришла в голову странная мысль. Мне показалось, что все происходящее есть не что иное, как перст судьбы. А еще я подумал, что Мэри-Энн носит в своем сердце тот самый образ, который я обнаружил в ее глазах.
То, что я испытывал в тот момент, не имело никакого отношения к любви, я знаю это твердо и не желаю бахвалиться неведомой мне страстью. Возникшее чувство можно было бы назвать прочной дружбой. Его, я полагаю, вполне достаточно для мужчины, собирающегося обзавестись семьей. Никакое волнение не трогало струн моей души, и все же мне казалось,
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 115
