Книга Золотая кровь - Евгения Черноусова

Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48

была, иначе откуда бы он знал о невыносимой обстановке в доме. Это внезапное предложение прописаться в их с женой квартире стало для неё шоком, но не вызвало подозрений, что таким образом свёкры пытаются лишить её возможности претендовать на их жилплощадь. Хоть почти не знала она Женю, но видела, что он хороший человек. А он только предупредил, чтобы никому о смене адреса не рассказывала. Получив в паспорт штамп с вожделенной пропиской, она не ждала других подарков судьбы, но накануне своего отъезда младшие Самсины перевезли её в свой дом, правда, уже не в прежнюю квартиру, а в соседнюю, крошечную однокомнатную, и тут же отвели в домоуправление, где паспортистка сунула ей в руки ордер, на котором Оля значилась ответственной квартиросъёмщицей. Даже наивная Оля догадалась, что не Самсины получили деньги за обмен двухкомнатной квартиры на однокомнатную, а эта тучная тётка или, скорее, её начальство.

Только после отъезда родственника свёкор и его семейство узнали о том, что Женина квартира не отошла к государству, а стала Олиной. Пошумели, конечно, бывший муж даже пытался примириться и вписаться, но тут уж Оля не дрогнула и все атаки отбила.

Эта история всплыла в разговоре с двумя беременными — Наташей Асоян, бывшей Самсиной, и Галей Смирновой, бывшей Быкадиновой. Хоть и не юные будущие мамаши (одной тридцать три, другой тридцать шесть) никак не врубались, отчего это в старые времена квартиры продавать было нельзя. А Оля терпеливо втолковывала им, что как получали люди жильё от государства бесплатно, так и возвращать ему их должны были бесплатно. Обходили, конечно, закон, но при этом рисковали. Вроде бы, был в те времена такой криминальный бизнес по обмену жильём. Опытные маклеры строили цепочки сложных обменов, получая с каждого из участников маржу. Обменивались с доплатой, но документами это не подтверждалось, и можно было всё потерять. При выезде за рубеж, как в случае Жени, некоторым удавалось предварительно прописать у себя покупателя, взяв с него деньги. А Женя, наверное, маклера не нашёл и прописал Олю, заплатив за это коммунальщикам своими же квадратными метрами.

«Понятно, — сказала Наташа. — Натуральный обмен вследствие несовершенства экономических отношений в обществе». «А мне другое понятно, — вздохнула Галя. — Вот такой парадокс: ваш Женя подарил вам жильё, и в вас живёт благодарность к нему почти полвека, а я получила от мужа зарубежную недвижимость, которая стоит несоизмеримо дороже, но благодарности в душе ни крошки». «Ну, так продай её», — вырвалось у Наташи.

Наташа — единственная, кто с Галей ладил. Та ещё стерва эта Галя, из неё то и дело прорывается светская львица, и она проявляет к окружающим то высокомерие, то пренебрежение, а то и брезгливость. Света после первой встречи с ней злобно проворчала: «Вот наградил Господь именем Галина обеих племянниц, чтобы даже не мечталось, что кто-то из них может быть хорошим человеком!» А Оле и возразить нечем, ведь о том, кто на самом деле эта Галя, знают только Римма и Алик, для всех остальных она племянница Оли из Калининграда. У Гали дикие перепады в настроении. Тут и гормональная нестабильность вследствие беременности, и переживания о здоровье дочери, и страх перед бывшим мужем, и неумение жить в стеснённых обстоятельствах. Своими психами она обидела уже всех Олиных друзей и знакомых. Только Наташу пока не задевала. В чём тут дело — в одинаковом положении, возрасте, природной незлобивости Наташи или эйфорическом её состоянии?

А в состоянии этом Наташа пребывала с момента объявления о собственной беременности. Вся их компания пришла от этой вести в восторг. Римма, которая с Наташей подружилась даже раньше, чем Оля, всерьёз почувствовала себя свекровью и будущей бабушкой. Алик радовался её радости, да и Наташа ему нравилась. И будущему внуку он радовался, ведь в период беременности Карины и жена, и дочь с ним конфликтовали, и младенчество Саши прошло почти без его участия. Только взрослым внук сдружился с дедом, причём во многом благодаря Даше, которая с первого дня знакомства старалась сблизить вечно конфликтующих Асоянов. Оля робко надеялась, что ребёнок будет похож на мать, а следовательно, на Сашу. Алдона допытывалась, кем будет приходиться ей этот младенец. Эдик фыркнул: «Поскольку я тебе условный дядя, будем считать, что это твой условный кузен». Он, кстати, единственный, кто от предстоящего события в восторг не впал. Они с женой пока притирались, и не всегда всё проходило гладко. «А что ты хотела от в девках засидевшегося до сорока лет?» — пожимала плечами Света. Только однажды Оля заметила его эмоцию, связанную с Наташиной беременностью. Перехватив его раздражённый взгляд, Оля проследила, что обращён он на Петю, зачарованно тянущегося здоровой рукой к её большому животу. А Наташа, почувствовав прикосновение, наклонилась к деду, стряхнула слезинку с его щеки пальцами и погладила его по головке как маленького. Оля схватила что-то из посуды со стола, сунула Эдику в руки и утащила его на кухню. А там сказала жёстко, что вообще ей до сих пор было несвойственно: «Не пришлось Пете отцом стать. А перед лицом вечности знаешь, как хочется в детях на земле остаться? И не фырчи на Римму, не она у вас счастливое детство украла, а родители твои её женского счастья лишили».

Американский Самсин звонил регулярно и даже собирался ближе к родам прилететь в Петербург. С родителями же Наташа почти не общалась, потому что зятя они не приняли. Наташу Оля на её попытке объяснить ситуацию прервала: «Я знаю твоего отца. Шовинист и диктатор. Ты пошла против его воли, да ещё муж армянин».

Срок ей ставили на середину мая, но Наташа твёрдо заявила, что родит на пасху, потому что колдунья Обоянская ей это обещала. По этому поводу американский Самсин даже позвонил Оле, взволнованно спросив, всё ли в порядке у внучки с психикой. Оля засмеялась: «Моя племянница, будучи беременной, без остановки грызёт семечки, хотя всю жизнь позиционировала себя как светская львица. А Наташа прониклась доверием к шарлатанке, потому что она определила её беременность, можно сказать, на первой неделе. Это гормональное, родят — вернутся к здравомыслию».

Да, отставная жена банкира дома и на прогулках грызла семечки. Это ей Оля посоветовала, чтобы не переедать, и чтобы рот был занят, что позволяло не вступать в разговоры и не обижать лишний раз людей. На работе, правда, не грызла. Её Оля устроила в ближайшую поликлинику, где она занималась переносом данных из старых бумажных карточек пациентов в электронные. Работа была нудная, зарплата копеечная, да ещё соседки

Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48