Мы с Галасой освободили один из столов.
— Разожгите камин, Джерри, — тихо попросила она, и я вздрогнула, услышав свое имя из чужих уст.
— Мы знакомы?...
— Нет, — мягко улыбнулась Галаса, и, видя эту улыбку, я вдруг поняла, что она совсем не молода — как минимум в полтора раза старше меня, а то и в два, просто внешность такая, времени не поддающаяся. — Но я иногда вижу кое-что о людях. У меня такой дар.
— Очень странно, что вы увидели именно имя Джерри, — резко сказала я, но безмятежность Галасы не шелохнулась.
— Вы ведь так себя называете, — уточнила знахарка. — Думаю, мой дар обладает некоторым чувством такта.
В этот момент на пороге избушки появился Мокки. Он скользнул по Галасе изучающе-ледяным взглядом и водрузил артефактора на стол. Молчаливая госпожа Дарети быстро, но без спешки осмотрела Тилваса, проделала над ним каким-то магические манипуляции и кивнула.
— Мне нужна ваша помощь, — сказала она, и стала просить нас то растолочь какие-то травки, то принести свежей воды из колодца, то перемешивать зелье, поставленное на огонь. Сама Галаса замерла над Талвани с закрытыми глазами и медленно водила руками над его телом, иногда что-то тихо напевая, не размыкая губ. Я заметила, что ловцы снов под потолком начали раскачиваться, хотя окна в избушке были закрыты, а музыкальные чаши тихо и переливчато зазвенели. Руки женщины то и дело начинали слабо светиться, а кожа Тилваса поочередно покрывалась испариной и мурашками.
— Зелье кипит, — сказала я от плиты. Мокки, у которого уже не было задачи, просто стоял рядом со столом, сложив руки на груди, и отнюдь недобро следил за действиями знахарки. Я бы наверняка была недовольна такому пристальному вниманию к своей работе, но безмятежная Галаса и глазом не моргнула. То ли она перебарщивает с валерьянкой и всякими благовониями, то ли медитирует тут по семь часов в день и давно познала истинное Спокойствие Океана.
— Хорошо, спасибо, — сказала женщина, убирая ладони от Тилваса. — Лечение займет достаточно много времени. Сейчас я попрошу вас уйти. В соседнем доме есть вода и еда, можете переночевать там. Берите все, что нужно для комфорта.
— А если мы хотим остаться? — вскинул брови Бакоа. — Мало ли, что вы тут делать собираетесь.
— Я не причиню вашему другу вреда, — кротко сказала Галаса.
— Он нам не друг. Должник, — осклабился Мокки.
— Зато мне — друг, — наклонила голову целительница и вежливо, но непреклонно кивнула на дверь, которая приглашающе заскрипела, открываясь.
Мы с Мокки вышли на порог, и дверь закрылась за нами.
— Ну и денёк, — вздохнула я, с силой потирая виски.
Золотисто-медовое солнце уже подкатывалось к кольцу острых скал, окружающих долину. Не пройдет и получаса, как нас затопит холодом, стремительным и беспощадным.
Мы неприкаянно сходили на разведку в указанный травницей дом. Ожидание – это всегда самое невысимое, особенно ожидание после таких непонятных, душу вытаскивающих событий. Я рассеянно поела, Бакоа сомнамбулически и машинально взломал замки на всех ларях – совершенно бессмысленно, лари были пустыми.
В конце концов, уже когда давным-давно миновала полночь и близился рассвет, стало понятно, что лучше бы нам и впрямь все-таки лечь спать. Быстрого лечения не будет. Но мы не остались в пустом доме: вернулись обратно на участок Галасы. Там Мокки самоуверенно подошел к бельевой веревке, снял с нее какие-то одеяла госпожи Дарети, и одним обмотался сам, а второе протянул мне.
В подсвеченном зашторенном окне было видно, как целительница делает какие-то пассы руками над аристократом.
Переглянувшись, мы с Бакоа обогнули избушку травницы. С задней стороны к ней примыкал ночной сад, полный лекарственных растений — на каждой грядке имелась табличка, а впереди — импровизированное святилище змеи санайджо. Небольшой источник, каменная статуэтка змеи, молельная скамеечка и черпак на длинной медной ручке. Также тут была крохотная жаровня: если у тебя есть какое-то пожелание к змее — покровительнице водопадов — ты можешь написать его на специальной бумажке, поджечь в жаровне, и повторить ритуал с омовением рук столько раз, сколько получится за то время, пока идет дым.
Я вздрогнула, еще раз вспомнив о страшных молочных глазах оришейвы.
— Я действительно собираюсь ночевать прямо здесь, — предупредил Бакоа.
— Как и я.
Мокки сорвал какой-то стебелек, потом улегся прямо на землю, завернувшись в одеяло, и прикрыл глаза. Я устроилась неподалеку, натянув одеяло до подбородка и глядя на высокие острые звезды, кружащиеся над частоколом гор, постепенно розовеющую из-за наступающего рассвета воду горных водопадов вдалеке и прозрачное журчание святилища рядом.
***
Я уснула очень быстро. И надолго. Проспала добрых двенадцать часов, совершенно пропустив дневной Лайстовиц как явление – сразу попала в вечер.
В принципе, немудрено после бессонных суток, полных хаотичного безумия и темных событий. Если бы я была чуть моложе или чуть наивно-оптимистичнее, я могла бы предположить: я и до этого спала, и все, начиная с Опалового замка, мне приснилось.
Но нет.
Мир не добр, а я не принцесса из лесной сказки: я знаю — все было на самом деле.
Я проснулась, почувствовав чей-то взгляд. Резко выпрямилась: на щеке будет отметина от ладони. Обернулась. Там Мокки, запахнувшись в простыню и свернувшись клубочком, спал среди серебристо-зеленых трав под светом закатного солнца. Удивительно мирное зрелище. Мне бы хотелось посмотреть на него еще, но я подняла глаза выше: госпожа Галаса Дарети стояла, прижавшись к стене своего дома, и вытирала руки о влажную тряпочку, остро пахнущую календулой.
— Я закончила. С Тилвасом всё хорошо, но он пока спит, — сказала знахарка. Женщина молча посмотрела на свои одеяла, превратившиеся в эдакие древние и слегка раскормленные тоги, однако никак не прокомментировала их преображение.
Мокки, услышав ее голос, резко сел и привычно схватился за бритву. Потом поморщился, поняв, что тревога ложная. Я начинала понимать, что вору для хорошего расположения духа прямо очень нужна веселая потасовка. Все эти мистические штуки не в счет: в них мы были скорее зрителями, а не участниками, а Мокки бесит быть зрителем. "Это моя жизнь, и я достаточно жаден для того, чтобы жаждать прожить ее на полную катушку. Везде — главная роль, на меньшее я не согласен," — говорит иногда он.
