Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
«В руках у меня был экземпляр отпечатанного на машинкерассказа. Он был свернут в трубочку, как газета. Я ударил его свернутойтрубочкой по носу, как бьют собаку, которая мочится на угол дома. Я повернулсяи пошел. Помню, как он кричал мне вслед, что-то насчет того, чтобы выпитьчашечку кофе и обсудить все это еще раз, но в этот момент я заметил неподалекумагазинчик уцененных грампластинок. Колонки, поблескивающие тяжелым металлом,уставились прямо на тротуар, а внутри виднелись гроздья ламп дневного света, ия перестал слышать его голос в нарастающем жужжании, которое раздалось в моейголове. Я помню, как подумал о двух вещах: во-первых, мне надо поскорее уехатьиз города, как можно скорее, а то у меня у самого образуется опухоль в мозгу, иво-вторых, мне надо немедленно выпить».
«Когда я добрался домой в тот вечер, я обнаружил под дверьюзаписку. В ней было написано: „Убирайся отсюда, сумасшедший козел“. Я выбросилее, не обратив никакого внимания. Мы сумасшедшие старые козлы, думаем о слишкомважных вещах, чтобы обращать внимание на анонимные записки от всяких сосунков».
«Я думал о том, что я сказал Энди Риверсу о рассказе Рэга. Ичем больше я думал – чем больше я пил – тем более осмысленными казались мне моислова. „Блуждающая пуля“ была забавным рассказом и на поверхностном уровнечиталась легко… но в глубине она оказывалась удивительно сложной. Думал ли я,что хоть один редактор в этом городе сможет ухватить смысл всех уровней этогорассказа? Возможно, раньше я мог так думать, но сейчас, когда глаза моиоткрылись? Неужели в мире, нашпигованным проводами, как бомба террориста,найдется место для понимания и тонкого вкуса? Боже мой, ведь электричествотечет повсюду».
«Пытаясь забыть о постигшей меня неудаче, я читал газету,пока еще было достаточно дневного света. И там, прямо на первой странице„Тайме“ была статья о том, куда исчезают радиоактивные отходы с атомныхэлектростанций. Там говорилось, что в умелых руках эти отходы запросто могли быпревратиться в ядерное оружие».
«Когда стемнело, я сидел у себя за кухонным столом иразмышлял о том, как они добывают плутониевую пыль подобно тому, какзолотоискатели в 1849 году добывали золото. Только им не надо было взрыватьгород. О, нет. Им достаточно было разбросать ее повсюду и всем свернуть мозгинабекрень. Они были зловредными форнитами, а вся эта радиоактивная пыль былазловредным форнусом. Самым худшим форнусом, приносящим одни несчастья».
«В конце концов я решил, что вообще не хочу печатать рассказРэга, по крайней мере, не в Нью-Йорке. Я уеду из города, как только мне пришлютзаказанные бланки чеков. Когда я буду в северной части штата, я пошлю рассказ впровинциальные литературные журналы. Начну, пожалуй, со „Сьюани Ревью“. Или,может быть, с „Айова Ревью“. Рэгу я потом все объясню. Рэг поймет. Все проблемыказались решенными, так что я решил выпить в честь этого. Потом я выпил еще. Апотом я вырубился. До катастрофы мне предстояло вырубиться еще только одинраз».
«На следующий день пришли чеки „Арвин Компани“. Я впечатал водин из них требуемую сумму и отправился к доверенному другу. Опять он менядолго расспрашивал, но и на этот раз я сдержался. Мне нужна была подпись. Вконце концов я ее получил. Я пошел в мастерскую и попросил тут же при мнеизготовить почтовый штамп „Арвин Компани“. Я поставил штамп в графе дляобратного адреса на фирменном конверте, впечатал адрес Рэга (сахарной пудры вмашинке больше не было, но клавиши до сих пор западали) и прибавил от себя парустрок о том, что никогда еще посылка автору чека не доставляла мне такогоудовольствия… и это было абсолютной правдой. И до сих пор так и есть. Мнепотребовался почти час, чтобы отправить письмо: я все никак не мог понять,достаточно ли официально оно выглядит. Вам никогда бы не пришло в голову, чтовонючий пьяница, не менявший свое нижнее белье около десяти дней, мог проявлятьтакую осмотрительность».
Он сделал паузу, затушил сигарету и посмотрел начасы. Затемтем же тоном, которым проводник возвещает прибытие поезда в какой-нибудькрупный населенный пункт, он произнес: «Мы подошли к необъяснимому».
«Эта часть моей истории особенно интересовала двух психиатрови других специалистов по душевным болезням, с которыми мне предстояло иметьдело в следующие тридцать месяцев моей жизни. Они заставляли меня отречься отодного ее фрагмента, чтобы удостовериться в том, что я начинаю поправляться.Как сказал один из них: „Это единственная часть вашего рассказа, которая неможет быть объяснена вашим неправильным умозаключением… если, конечно,предположить, что в данный момент ваши логические способности вполневосстановились“. Потом я все-таки отрекся, потому что знал – даже если ониэтого не знали – что я начинаю поправляться и мне дьявольски хотелось выбратьсяиз лечебницы. Я подумал, что если мне не удастся выбраться довольно скоро,тогда я сойду с ума опять. Так что я отрекся – ведь и Галилей отрекся, когда емуначали поджаривать пятки, но внутри себя я остался непреклонным. Я не хочусказать, что то, о чем я вам сейчас расскажу, произошло на самом деле. Я толькоутверждаю, что до сих пор верю в то, что это произошло. Различие небольшое, нодля меня оно очень существенно».
«Итак, друзья, необъяснимое». «Следующие две недели япровел, готовясь к отъезду. Мысль о том, что мне придется вести машину,совершенно, кстати говоря, меня не беспокоила. Когда я был ребенком, я прочел,что машина – самое безопасное место во время грозы, так как резиновые шиныслужат почти идеальными изоляторами. Я с нетерпением ожидал того момента, когдая заберусь в свой старый „Шевроле“, наглухо задраю окна и выеду из города,который начинал мне представляться в виде одной огромной молнии. Тем не менееприготовления также включали в себя операцию по вывинчиванию лампочки изсалона, заклеиванию патрона и отключению фар». «Когда я пришел домой в тупоследнюю ночь, которую я намеревался провести в своей квартире, там ничего неоставалось, кроме кухонного стола, кровати и пишущей машинки в каморке. Я былсильно пьян, и в кармане пальто у меня была припасена бутылка для того, чтобыскоротать ночные часы. Я проходил через свою берлогу, собираясь, я полагаю,отправиться в спальню. Там бы я сел на кровать и начал бы думать о проводах, обэлектричестве, о свободной радиации и пил бы до тех пор, пока, наконец, не смогбы заснуть».
«Место, которое я называю своей берлогой, на самом деле былогостиной. Я устроил себе в ней кабинет, потому что там было лучшее освещение вовсей квартире. Там было большое выходящее на запад окно, из которого была видналиния горизонта. Это приближается к чуду с хлебами и рыбами, особенно дляквартиры в Манхэттене на шестом этаже, но линия горизонта была видна. Я незадумывался над тем, как это могло получиться, я просто наслаждался видом.Комната была освещена прекрасным ровным светом даже в дождливые дни».
«Но освещенность в тот вечер была просто сказочной. Закатнаполнил комнату красным сиянием. Свет был как от раскаленной докрасна печи.Без мебели комната показалась мне слишком большой. Стук моих шагов по твердомудеревянному полу отдавался эхом».
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
