Такой и явилась она пред Мором, спустя несколько часов: мальчуган на плечах, младенец у груди, ватага маленьких плясунов следом, а за ними – настороженно шествуют прокаженные.
– Вы мне солгали, – сказал он.
– Да, – ответила Мирелла.
Она не пойдет за Мором. Ох, как сильно было искушение! Но она еще могла спасти детей и прокаженных. Она выведет их, целых и невредимых, спасет из когтей Чумы. Пусть Мор попробует напасть на них, тогда увидит, какими звуками поразит она его уши! Мирелла поставила Пана наземь, вручила ему грудничка и стала лицом к Мору, готовая к бою.
– Вы избрали самых слабых, – заметил он ей.
– Вовсе нет, – возразила Мирелла. – Я беру с собой лучших. Тех, кто умеет жить, невзирая на злой недуг, точащий их плоть, – она указала на прокаженных, – и тех, кто выжил и не отчаялся, – она указала на смеющихся над смертью детей.
Мирелла поправила корону.
– Отныне это мои люди. Я – их королева. Тронете кого из них – и вам несдобровать.
Она говорила с жаром, держа флейту наготове. Мор не сомневался, что она сможет его оттолкнуть. Ему казалось, теперь Мирелла чарует как никогда. Он признавал: она не уступает ему. И, возможно, даже был этим счастлив.
Он поклонился и указал на городские врата.
– Позвольте мне заняться последним стражем, дабы он не помешал вам уйти, – предложил он учтиво.
Мирелла покачала головой. Она приблизилась к стражнику. Тот взглянул на нее с испугом. Она уложила его одной острой нотой.
Мор прибавил:
– В таком случае позвольте хотя бы подарить вам это.
Он протянул ей полный золота бургомистров ларец. Мирелла кивнула прокаженным, чтобы они его приняли. И подумала, где же Гастен. Если она его встретит, то непременно отдаст, что ему причитается.
Мирелла одарила Мора искрящимся благодарностью взглядом.
– Я еще должна вам песню, я помню, – сказала она.
Мор улыбнулся ей.
– Тогда при следующем нашем свидании, – отвечал он.
Мирелла в два прыжка очутилась перед ним. Мор не успел уклониться.
Мирелла поцеловала его. На этот раз – никакой флейты меж их устами, никаких поцелуев из нот. Она коснулась губами его губ.
Ей безумно захотелось этого в тот миг. В конце концов, немного найдется барышень, кто может похвастать, что обменялась первым поцелуем с посланником Смерти.
Мор замер, ошеломленный. Он сомкнул глаза, отдавшись музыке. Когда же открыл их, Мирелла уже выступила в путь, и он мог лишь смотреть за тем, как юница удаляется, приплясывая, высоко держа коронованное чело, а за ней следует ее народ. Они еще встретятся.
Мор улыбнулся сей мысли.
Мирелла не ведала, куда идет. И никогда не была так счастлива отправиться прочь, наудачу. Она узнает мир за гамельнскими стенами. Золота у них немало. Прокаженные будут заботиться о малышах. А те всегда смогут, ежели захотят, вернуться домой, когда уйдет чума.
Ну а пока они шли навстречу неизведанному. Живы и здоровы, свободны, и никто им теперь не указ. Никто не помешает им петь и плясать. Они уйдут далеко и вернутся как можно позже.
Или – никогда.
И прежде чем вновь заиграть им в дороге, Мирелла пропела тихонько, лишь для себя одной, короткую песнь:
Любовная баллада о чуме
Нашла я любезного друга — Чума на него, вот чудак! Нашла я любезного друга, С тех пор со мной что-то не так. Вас, душенька, мучит озноб? Прыщами усыпало лоб? На шее раздулся зоб? Нет, сударь, я не из недужных особ. Потеряла покой — Всё смеюсь день-деньской. Что, душенька, пучит живот? Зловонными водами рвет? Иль гной из-под струпьев течет? Нет, сударь, не нужно напрасных забот. Как в истоме живу, Грезит ум наяву. Что, душенька, челюсть сгнила? Головка плечам тяжела? Иль кровь у вас горлом пошла? Нет, сударь, не так уж и плохи дела: Лишь небольшая дрожь, Я влюблена – так что ж? Кто ставит мне в укор, Что милый сеет мор, Тем отвечаю: вздор, Коль скоро с давних пор Сей господин бесспорно Прекраснейший танцор! * * *
Так кончается правдивый сказ о Гамельне. Совсем другая песня, как изволите видеть! Не то, что бормочут малым чадам, – пускай же читатель по своему разумению вынесет урок из сего сказания.
Дайте юницам плясать и гулять по улицам града, хоть в нарядах, хоть без, а не то крепко поплатиться придется. Слушайтесь детей – они хоть и безотчетны, зато не ведают ни колебаний, ни сомнений, ни трепета. И остерегайтесь сказок. Кто знает, какая жуткая правда сокрыта за всякой шутливой побасенкой?
Словарь
Алтарь – отделенная часть храма, где находится престол, куда обычно могут входить только духовные лица.
Антифон – у католиков рефрен, исполняемый до и после псалма
Багенод – старофранцузский стихотворный жанр, в котором используются только мужские рифмы, но нет строгих требований к форме и содержанию.
Блио – средневековая верхняя женская и мужская одежда. Особенно распространена с XI–XIII века. Женские блио представляли собой длинное платье с рукавами, узкими до локтя и расширяющимися к запястью. Мужское блио было узким, с боковыми разрезами и короткими рукавами или же вообще без рукавов.
Брэ – простые короткие штаны, края которых могут подвязываться к поясу.
Буквица – украшенная первая буква книги или раздела, главы.
Вирелэ – старофранцузская форма стиха: строфа состоит из двух полных строк с одинаковой рифмовкой и одной укороченной. Строфы перемежаются с припевом.
Давеча – недавно, незадолго до этого момента.
Капельмейстер – дирижер.
Колесная лира – струнный инструмент, где звук извлекается крутящимся диском (вместо смычка); часть струн дает постоянный гул, на других играют, нажимая на кнопки-стержни.
Корнет (или цинк) – деревянный, реже костяной инструмент, внешне похожий на дудку, но с мундштуком как у медных духовых
