Утро тем временем все больше вступало в свои права, солнце уже целиком вылезло из-за горизонта, а в воздухе потянуло большой водой. К запаху моря примешивались ароматы полевых трав, которые росли по обеим сторонам от дороги. Жужжала возле ушей какая-то крылатая нечисть, урчал на плече сонный котенок, негромко похрапывали запряженные в телегу кобылы. Повозка двигалась медленно, мерно покачиваясь на неровной дороге из стороны в сторону. Никакой подлянки вроде не намечалось, и я не заметил, как задремал.
Так бывает, когда ты понимаешь, что спишь, но вполне осознаешь происходящее. Телега, Нори напротив меня и Иоши — все это вдруг провалилось в непроглядную ночь, мелькнула перед глазами луна и я ощутил себя стоящим босиком на холодном полу.
Меч на поясе, на мне та же рванина, а вокруг клубится туман. Темно-серый, густой — он висит справа и слева, полностью перекрывая видимость и образуя широкий коридор, в конце которого лежит ОНА. Да, я вспомнил! Это моя девочка, и зовут ее Берюта… Огромное тело ящера прикрыто темной костяной чешуей, шипы на морде и изогнутые рога. Четыре мощные лапы и длинная шея с костяным гребнем, кожистые крылья с когтями и здоровенные клыки. Размерами она не уступает тем ящерам, на которых летали назгулы, вот только… Глаза Берюты закрыты, тело неподвижно и понятно, что верна мертва. Уже очень давно, но…что за приколы сознания? Сущее, сука! Ты зачем издеваешься? Зачем возвращаешь мне эту ненужную память?!
В следующий миг туман вокруг почернел, тело верны исчезло, а впереди появилась гигантская змеиная морда! Не произнося ни слова, Сэт распахнул пасть, и меня потянуло вперёд. Так, словно за спиной кто-то включил невидимый вентилятор!
— Тварь!
Рванув из ножен тати, я занёс его для удара и…
— А ну стой! Быстро останови лошадей!
Голос Иоши донёсся откуда-то из тумана. Я вздрогнул, открыл глаза и огляделся, пытаясь сообразить, что, собственно, происходит.
Возмущённая физиономия енота, непонимающий взгляд обернувшегося возницы, спокойный князь… Телега остановилась, сон пропал окончательно и я в восхищении замер, не веря своим глазам!
Судя по положению солнца, мой сон длился часа как минимум три. За это время повозка выехала на широкую вымощенную камнем дорогу и отсюда, с холма, открылся потрясающий вид!
Ки был огромен! Город лежал на побережье, прикрытый с запада широкой рекой, впадающей в ослепительно синее море. С юга и востока Ки закрылся от внешнего мира высокой светлой стеной, ощетинившись полусотней массивных квадратных башен. Пятеро прямоугольных ворот, широкий заполненный водой ров, гнутые японские крыши и высоченная статуя Милосердной.
Богиня стоит на площади за центральными городскими воротами в знакомой позе и с легкой грустью во взгляде смотрит на этот мир. Город за ее спиной вытянулся вдоль берега километров на пять, улицы — ровные, как под линейку, дома — от простых деревянных, до больших пятиэтажных каменных. В северной части, над устьем реки, на холме высится огромная крепость. Дом Нори и его семьи? Да там один только замок больше Сато раз в двадцать только по площади…
— Ты что же, ослеп?! — голос Иоши оторвал меня от созерцания города. Енот указал вознице на одну из кобыл и возмущённо нахмурился. — Не видишь, что она задними ногами как по углям идёт?!
— И… что? — возница хлопнул глазами и посмотрел на своих лошадей. — Мака просто своенравная, часто взбрыкивает и не любит ходить рядом с Сеной, вот и…
— Идиот! У твоей Маки колики, и она скоро умрет, если ей не помочь! — Иоши закатил глаза, выдохнул и, покачав головой, посмотрел на меня: — Вот не хотел я вмешиваться, но он же…
— И что делать? — растеряно пробормотал возница. — Я же не лекарь…
— Ну, помоги, если можешь, — пожал плечами я, встретившись с Иоши взглядами. — Только скажи, нам дальше пешком или…
— Сидите, — махнул рукой енот и, легко перескочив через борт, направился к лошадям.
Я проводил его взглядом, переглянулся с Нори и улыбнулся. В такие моменты Иоши напоминал того сурового парня, что заявился ночью в гарнизон выбивать для меня увольнительную. Зная приятеля, могу предположить, что он всю дорогу страдал, глядя на бедную лошадь и надеясь, что возница тоже заметит. Когда же понял, что ситуация критическая, взорвался и навтыкал мужику. Ну да, мой приятель плохо переносит чужие страдания и, наверное, поэтому он не появлялся в гарнизоне после боя с кочевниками.
Подойдя к правой кобыле, Иоши провёл ладонью по ее морде, что-то сказал, а затем скинул мешок и вытащил небольшой корешок в форме морковки. Под ласковым взглядом енота, лошадь послушно схрумкала угощение, а дальше началось волшебство.
Руки Иоши окутала салатовая дымка, он подошел к кобыле сбоку и принялся массировать ей живот. Не знаю, но я почему-то представлял эту ветеринарию как-то иначе. Ну типа распрячь, уложить на землю… А тут — словно смена колес на пит-стопе. Впрочем, еноту виднее.
Почувствовав руки на своем животе, лошадь издала жалобное ржание и задрожала как осиновый лист. Челюсть возницы поползла вниз, князь одобрительно кивнул, а я… А мне вдруг стало невыносимо грустно. Моя верна мертва, и ее вот так руками не оживить. Я ведь почти ничего не помню, кроме ее клички и того ощущения защищенности, когда она была рядом…
Проклятая память появляется какими-то разрозненными кусками, словно читаешь книгу с произвольной страницы. Только небольшой кусок, в котором нет ни завязки, ни продолжения. Только тепло воспоминаний и грусть утраты… Берюта, или Берта, как звали Серегину хаски… Быть может, это мое разыгравшееся воображение подставляет знакомые имена? Никакой верны не было, а я просто больной на всю голову идиот? Ну да…
Дорога в этот час была относительно пуста. За то время, пока Иоши лечил лошадь, мимо нас в сторону города проехало десятка два телег, и прошло пешком человек пятьдесят, из которых половина были солдатами. Впрочем, на дворе уже позднее утро. Крестьяне уже давно работают на полях, а морская гладь пестрит от сотен небольших парусов. На реке тоже рыбацких лодок хватает, но там основной движняк происходит возле трех паромных переправ, по которым в город доставляют товары с севера континента.
— Все, жить будет! — Иоши сунул успокоившейся лошади еще одну «морковку» и, обернувшись к вознице, приказал: — Выпрягай ее и пусть до Ки своим ходом идет. Нагружать начнешь только через два дня. Сегодня не кормить, завтра дашь овса и побольше. Давай шевелись, а то до города еще час[1] добираться.
— Спасибо, господин! — мужик часто закивал и отвесил Иоши глубокий поклон. — У меня только пять медяков, но…
— Не надо платы, — услышав о деньгах, отмахнулся енот. — Овса ей лучше купи.
— Да, конечно!
Возница быстро выпряг лошадь, привязал ее к задней части повозки, затем уселся на козлы, но сразу трогать не стал. Опустив взгляд, он на мгновение о чем-то задумался, потом обернулся и, не глядя на нас, произнес:
— Господа, самураи… я не вправе советовать, но, думаю, что вам в таком виде в городе появляться не стоит. «Оранжевые плащи» и городская стража сейчас хватают всех подозрительных, не разбираясь, кто перед ними: простолюдин или кто-то из благородных… Я не хотел говорить…Думал, и сами все знаете, но вы мне помогли и вдруг…
