Оказалось, что переживать чудо весьма утомительно. Должно быть, я уснул, потому что вдруг стало очень холодно и море отступило довольно далеко – шел отлив. Я встал, вытряхнул из волос песок и, обхватив себя руками, направился к холму, с которого сбежал к морю от Хильдиного дома.
«Чарли с Беном, наверное, волнуются», – думал я. Я понятия не имел, сколько времени отсутствовал. Скажу им, что пошел прогуляться, а потом заблудился, или что-то вроде того.
Я решил молчать о том, что болтал с умершей бабушкой и видел маму, а то Бен наверняка подумает, что я от стресса свихнулся, а Чарли, наоборот, придет в бурный восторг от очередного чуда, хотя еще не отошел от предыдущего, с участием Шейлы – Овцы-Спасительницы.
Шагая по песку, я увидел фигуру, которая нетвердой походкой направлялась ко мне, взмахивая какой-то длинной палкой.
– Фред? Фред!
– Папа?
Я перешел на бег.
Он тоже ускорился, стараясь проворнее ковылять на костылях.
Под глазами у него темнели круги от усталости, но зато он был тщательно выбрит и даже в рубашке, а не в замурзанной мятой футболке, как обычно.
– Папа, что ты тут делаешь?
– Что я тут делаю? – Его голос дрожал от гнева. Он нацелил на меня костыль. – Что, во имя всего святого, ты тут делаешь? – Но не успел я ответить, как он притянул меня к себе: – Никогда больше не поступай со мной так, слышишь? Никогда больше от меня не убегай!
Он прижимал меня так крепко, что я уже не понимал, обнимает он меня или душит. Наверное, то и другое вместе. Он схватил меня за плечи – костыли болтались у него на запястьях – и заглянул в глаза:
– Если ты еще раз сбежишь, я тебя выслежу и поймаю. А когда я тебя поймаю, ты пожалеешь, что не сбежал куда подальше! Пожалеешь, что не стал чемпионом мира по побегу! Ты меня понял?
– Не очень. По-моему, в твоих словах не слишком много логики.
– Это потому, что я чувствую слишком много всего одновременно, Фред.
– Может быть, тебе лучше сосредоточиться на приятных чувствах, а не на сердитых? – предложил я.
– С этого момента ты будешь мне докладывать обо всем, что делаешь. Каждую секунду каждой минуты каждого часа твоей жизни. Будешь отчитываться, где ты и с кем ты. Я должен знать о тебе все. Идешь пи́сать – сообщаешь мне.
Последний пункт показался мне несколько избыточным, но я решил не спорить с человеком на грани нервного срыва, поэтому сказал:
– Хорошо, папа. Я буду сообщать тебе, когда писаю.
– Окей. Ладно. Про пи́санье можешь забыть. Но все остальное – обо всем остальном ты должен мне отчитываться.
– И ты запрешь меня дома до конца моих дней?
– Нет. Дольше.
«Что ж, – подумал я, – это справедливо».
Его глаза чуть потеплели:
– Бен и Чарли рассказали мне о мистере Квакли. Как ты, в порядке?
Тут я заметил поодаль Бена, Чарли и их родителей. Все они махали мне. Я помахал в ответ.
– Да, пап, я в порядке.
– Хорошие ребята. Они разволновались, когда ты унесся невесть куда.
– Да, я виноват. Я не подумал.
Папа покачал головой и вздохнул:
– Я рад, что нашел тебя целым и невредимым, Фред.
В том-то и дело. Как он меня нашел?
– Как ты так быстро добрался из Эндовера?
– Папа Бена, Бекки, мама Чарли и я – мы все помчали в Уэльс сразу после того, как объявился этот таксист с газеткой и стал допытываться.
– С газеткой?
– С газетной заметкой про Чарли Андерсона, сто четырнадцатого чемпиона традиционного турнира лукоедов в Барри.
– Ах, с этой газеткой.
– Мы выехали вчера вечером, Бекки за рулем, повторили ваш путь до Джилстона. И как раз когда мы были там и разговаривали с констеблем Майком, позвонил Бен и рассказал, что случилось, – и что ты очень огорчен.
– Извини, что тебе пришлось поволноваться. Я думал, съезжу сюда и быстро вернусь и ты ничего не заметишь.
– Но почему ты решил сюда ехать, Фред?
Я посмотрел на море. Отлив еще больше усилился.
– Я думал найти здесь кое-что очень нужное. Но выяснилось, что я ошибся.
Он обнял меня одной рукой:
– Ты замерз. Пойдем в дом, согреешься. А потом обсудим, что нам с тобой предстоит поменять в нашей жизни. В последнее время я был никудышным отцом. – Он вскинул ладонь. – Нет-нет, не возражай!
Я и не собирался возражать, но решил не сообщать ему об этом.
– Я дал обещание твоей маме – и если бы твоя Бабс сейчас слышала меня, я дал бы точно такое же обещание ей. Я пообещал, что буду заботиться о тебе и любить тебя до последнего своего вздоха.
Я обернулся и увидел, как поблескивают на море последние закатные блики.
– Знаешь что, пап? Может быть, она и слышит. – А потом я снова посмотрел на него и спросил: – Как ты думаешь, а ты мог бы отложить свой последний вздох на попозже?
– Договорились, если ты обещаешь больше не искать неприятностей на свою голову.
Но не успел я сказать, что неприятностей этих пары дней мне с лихвой хватит на целую жизнь, как в дальнем конце пляжа показалось такси. Неприятности сами меня нашли. Опять.
Глава 27
Оказывается, что у Чарли Андерсона ГИГАНТСКИЙ пупок, отчего у всех у нас гигантские проблемы
Такси с большой буквой «Т» остановилось прямо возле Бена, Чарли и их родителей. Мы с папой поспешили туда же. Лысый таксист теперь был не один, а с приятелем. Они выбрались из машины и захлопнули дверцы. На таксисте были темные очки, лысая голова сияла, как отполированная. Второй – такой же здоровенный амбал – был в кожаной куртке поверх гавайской рубашки; из-под закатанных рукавов виднелись мощные руки.
Блестящая Лысина зажег сигарету и сказал (мы с папой как раз подошли поближе и расслышали):
– Наш Бугор хочет перекинуться парой слов с вашими ребятками.
Я смотрел на дым, вырывающийся из его рта, и думал: вот он, самый подходящий момент, чтобы хотя бы одно из пяти тысяч ядовитых веществ, содержащихся в сигаретном дыме, сделало свое дело. Увы: лысый оставался все таким же здоровяком и не выказывал ни малейших признаков смертельной болезни.
– Пускай ваш босс для начала поговорит со мной! – заявил папа и похромал на костылях прямо к ним.
Эти двое переглянулись и мерзко осклабились, и я жутко пожалел, что не настоящий супергерой и не могу заехать им обоим в рожу.
Гавайская Рубашка повернулся к машине и крикнул:
– Босс, тут один попрыгунчик хочет с вами поговорить.
