– Обязались, не спорю. Не сдержали. Что дальше?
– Дальше то, что я обязан сообщить о невыходе на работу минимум за два часа до начала смены. И мои планы по выполнению моих обязательств строились на обязательствах данных мне. И теперь из-за того, что государства – государства, Уж! – плюют на свои обязательства, под угрозой выполнение моих. Вот только я не государство. Я понимаю, что такое ответственность! – Заяц выдохнул и снова зашагал.
– А по-моему ты просто любишь показывать свое недовольство Литвой и подчеркивать, как она перед тобой виновата, – улыбнулся, предвкушая реакцию Зайца, Уж. Реакции не последовало – в руки Кишкиса упала старая еще не «умная» модель мобильного.
– Заяц, это тебе, – паневежцы, поняв, что не дождутся подходящего момента, решили просто ворваться в разговор. – Чтобы наверняка, чтоб потом не оказалось, что их карточки к нашим телефонам не проходят.
Друзья повернулись к пришедшим. На обоих поверх маек были надеты одинаковые тёмные широкие ветровки – новые, здешние.
– Короче, мужики, хотите что-то крутое увидеть?
– Минутку… – Заяц уже набирал номер в новом телефоне, подсматривая в свой старый. – Hi, my name is Andrej Kishkis, C shift, Packhouse Department. I will not be able to arrive at work tomorrow… Без контактного номера они обойдутся, если что – Нерингу спросят. Спасибо большое, выручили!
– Да без проблем… – Макс пожал плечами. – Можешь сразу отдать должок, если хочешь. У тебя с английским ведь норм, да? А то у нас обоих, честно говоря, дальше «London is a capital» особо не продвинулось…
– London is not only capital of Great Britain, – с достоинством ответил Андрей, – but also host city of Summer Olympic 2012 and one of the most popular hideouts among Russian corrupters… А что?
– Идёмте с нами, мужики, оно того стоит. Отвечаем.
Заяц с Ужом переглянулись. Заяц пожал плечами:
– А чего бы нет? Что мы по ночным улицам не гуляли…
– Верхнюю одежду брать? Ночью так сильно похолодало? – вставая с кровати, уточнил Уж. Паневежцы переглянулись.
– Да необязательно… – Балу, скрывая чуть смущенную ухмылку, потер нос. – Это мы так…
– Для форсу… – продолжил мысль Макс. Заяц и Уж снова обменялись сочувственными взглядами воспитанников столицы в компании непонятных им провинциалов.
На улице действительно было тепло. Тепло, темно и для столичного города-миллионника немноголюдно. В темноте вокруг туристов возникали вспышки энергичной речи, но тут же пропадали. На освещённых перекрёстах иногда становились заметны силуэты молодежи, чтобы тут же исчезнуть. Местная молодежь не злоупотребляла дарами фонарного изобилия.
– Темнота – друг молодежи, – вспомнил Андрей очередное слишком русское для его спутников присловье. Вздохнул. – Долго ещё? Я тогда пока идем Неринге набрать попробую…
– Не сейчас, – коротко отозвался Макс. Они с Балу уверенно шли по бокам от вильнюсских друзей по команде, заставляя тех удивляться, как легко и быстро паневежцы сориентировались в городе, как свободно они себя здесь чувствуют. Озвучить удивление не успели. Неожиданно Макс громко выматерился.
– Достали, слушай, словно в детство попал, только наоборот. Балу, тебе не кажется, что когда мы вдвоём гуляли – нас меньше пасли?
Не чувствовавшие никакого внимания извне Кишкис с Андрюкенасом попытались всмотреться во мрак. Балу вместо ответа вдруг резко развернулся, зацепив по касательной Зайца и Ужа дикой леденящей души ухмылкой. Потребовалось несколько ударов сердца, чтобы парни поняли – это не им. Проследили за направлением взгляда Вайдаса и наконец-то обнаружили за спиной, буквально в полутора метрах от себя около десятка подростков. Те стояли удивительно тихо, не сводя глаз с туристов. Балу каким-то нарочитым жестом поправил куртку, и с другого краю компании движение повторил Макс. Этого хватило: стайка, потеряв интерес к литовцам, снова слилась с ночью, растворилась в ней.
Когда между ними и оставленными без добычи венесуэльцами образовалось приличное расстояние, Вайдас громогласно расхохотался.
– Не, Макс, какие понятливые и разумные дети, ты смотри…
– Это да… – Микщис хмурился, не разделяя веселья друга. – Но всё-таки нас так не пасли. Какие-то вы слишком виктимные…
Обиженый обращённым к ним замечанием Андрей еле сдержался, чтобы не ответить: «Какие слова умные знаем». Втянул уже выпадающие изо рта слова и проглотил, осознав, что провожатый прав, что по сравнению с этой парой – да. Какой-то он виктимный. А что тогда говорить об Уже? Уж, впрочем, как вышел из гостиницы с чуть растерянной, открытой миру улыбкой, так и продолжал идти, рассматривая всё, что удавалось рассмотреть в темноте на бегу, с жадностью истинного туриста. Эпизод с подростками никак не повлиял на экс-священника, оставив лишь кроткое удивление: о, надо же, как незаметно подкрались; о, надо же, как безошибочно вычислили! С той же беззлобной искренней заинтересованностью спросил:
– А что у вас там?
– Впереди? – уточнили паневежцы, но Жильвинас, мягко улыбнувшись, твёрдо уточнил:
– В куртках.
Только что поставивший себя по шкале «крутости» между паневежцами и Ужом Кишкис поморщился, мысленно правя рейтинги. Он спросить не решился.
– Световые мечи, – отшутился тем временем Балу. – У меня зеленый, у Макса – красный. Макс у нас – сидх.
– Сам ты это слово, – беззлобно отозвался Повилас, – и позер. Только позер нормальному Сигу39 предпочтет… Как этот плод местных трудов называется?
– Заморана40. Да ладно, можно подумать тебе экзотика не интересна… К тому же я ж не только её взял… – Вайдас воодушевленно повернулся к ошалевшим от разговора «дворняг» вильнюссцам. – Прикиньте, у них тут, оказывает подготовка к военному параду в честь дня независимости идёт, всё что угодно можно найти на улицах. При желании и танк можно купить – на тренировки кататься.
Компания свернула с улиц и вошла в городской парк. Паневежцы замедлили шаг.
– А вот природу никогда не любил… В ней я теряюсь… Сюда, да? – Балу в поисках поддержки обратился к Повиласу. Макс пожал плечами.
– На свет шагай. Свет видишь?
Впереди за деревьями мигали едва различимые огоньки. Ориентируясь на них, спутники вышли на широкую площадку, в причудливом порядке рассаженными декоративными кустами и так же случайно наставленными скамейкам. По зоне отдыха расхаживал, развешивая причудливые бумажные фонари, мужчина. Как и все местные – смуглый, с блестящей кожей. Курчавая темная борода расползалась по всей нижней половине лица, а возраст терялся где-то за полувеком. Сказать точнее неместному было сложно, к тому же внимание прибывших, не задерживаясь на мужчине, сосредоточилось на необычных украшениях, которыми он щедро наряжал площадку. Несколько десятков бумажных фонарей разных цветов и размеров уже были развешаны на ветки кустов и спинки скамеек. Некоторые были типичными шарами из цветной бумаги, некоторые напоминали маленькие звездочки, другие же выглядели какими-то сложными непонятными издалека конструкциями. Вайдас вполголоса рассказывал:
