- До Олдтауна осталось миль тринадцать.
- Хорошо.
- Не знаешь, где Скрамм?
- Я не его доктор. Ищи сам, если хочешь.
- Что ты бесишься?
Макфрис дико расхохотался.
- Да, чего это я бешусь? Очевидно меня волнует новая ставкаподоходного налога. И еще цены на зерно в Южной Дакоте. Олсон - у неговывалились кишки, и он шел с вывалившимися кишками! - вот от чего я бешусь,Гэррети! - он прервался, подавляя приступ тошноты, а потом сказал.
- Со Скраммом плохо.
- Да?
- Колли Паркер щупал его лоб и сказал, что у него жар. Оннесет какую-то чушь - о своей жене, о хопи, о навахо... Трудно понять.
- Долго он еще сможет идти?
- Кто знает? Может, дольше нас всех. Он ведь здоровый, какбуйвол.
О Господи, как я устал.
- А Баркович?
- Он прячется. Знает, что многие будут рады увидеть, как онполучит пропуск. Он хочет пережить меня, вонючка. Но он очень плохо выглядит. -Как и все мы.
- Ага. Говоришь, до Олдтауна тринадцать миль? - Где-то так.
- Могу я сказать тебе кое-что, Гэррети?
- Конечно. Я унесу это с собой в могилу.
- Это точно, - кто-то в толпе пустил ракету, и Гэррети сМакфрисом подпрыгнули. Несколько женщин завизжали, кто-то выругался с набитымпопкорном ртом.
- Все это так ужасно, - сказал Макфрис, - из-за того, чтовсе так обычно. И Олсон был обычным, хотя и удивительным. Обычным иудивительным.
Он умер, как жучок под микроскопом.
- Ты говоришь, как Стеббинс, - заметил Гэррети.
- Жаль, что Присцилла не убила меня. Тогда все было бы нетак...
- Обычно?
- Да. Тогда бы...
- Извини. Я подремлю немного, если получится.
Макфрис пожал плечами и отошел. Гэррети в первый разпожалел, что обзавелся приятелями на Длинном пути. Оказывается от этого тожемогло быть тяжелее.
Кишечник распирало. Скоро придется облегчиться. При мысли отом, что это придется делать на глазах у публики, которая будет смеяться итыкать в него пальцами, он мысленно скрипнул зубами. Потом они еще разберут егодерьмо на сувениры. Казалось немыслимым, что люди способны на это, но так ибыло.
Олсон с вываливающимися внутренностями... Макфрис и Присциллана пижамной фабрике... Скрамм с его широким лицом, красным от жара... ГоловаГэррети склонилась на грудь. Он задремал, продолжая идти. Его ноги мерноопускались на асфальт; отставшая подошва хлопала, как ставня заброшенного дома.
Я мыслю, следовательно, существую. Первый урок латыни.
Тарабарские фразы на мертвом языке. "Эне, Бене, Раба,Квинтер, Финтер, Жаба".
Я существую, следовательно... Взлетела ракета,сопровождаемая приветственными криками.
Мимо прогромыхал вездеход. Гэррети проснулся отметаллического голоса, объявляющего ему предупреждение, и заснул опять.
"Отец, я не радовался, когда тебя не стало, но и неогорчился по-настоящему. Прости меня. Но я не поэтому здесь. Стеббинс неправ. Яздесь потому..."
Его разбудили выстрелы и знакомый стук упавшего тела. Толпазакричала - не то от ужаса, не то от восторга.
- Гэррети! - крикнула какая-то женщина. - Рэй Гэррети! Мы стобой!
Мы все с тобой, Рэй!
Ее голос перекрыл остальные, и сотни голов повернулись всторону земляка. Отдельные крики переросли в общий рев. Гэррети слушал своюфамилию, пока она не превратилась для него в набор бессмысленных звуков. Онпомахал кричащим и опять провалился в сон.
Глава 11
"А ну вперед, жопы! Вы что, хотите жить вечно?"
Неизвестный сержант
Первой мировой войны
Они прошли через Олдтаун около полуночи. Для Рэя Гэрретипуть через город был сплошным полусонным кошмаром. Толпа вопила, не умолкая,пока крики не слились в единый нечленораздельный шум, нарастающий и утихающий,подобно рокоту прилива. Юпитеры превратили ночь в день, осветив все зловещиморанжевым светом, в котором даже самое дружелюбное лицо напоминало маску изфильма ужасов. Из окон летели конфетти, газеты, длинные полоски туалетнойбумаги.
Как ни странно, в Олдтауне никто не погиб. Постепенно ониотдалились от оранжевых огней и шума толпы к реке, где их встретил резкий запахбумажной фабрики - химикаты, горелое дерево, рак желудка. Горы опилокподымались выше городских зданий, а рядом, как египетские пирамиды,громоздились штабеля дров. Гэррети почудилось, что он уже не на земле, а вкаком-то месте вечности, когда его вернул к действительности толчок под ребра.Это был Макфрис.
- Что такое?
- Выходим на магистраль. - Макфрис был возбужден. - Похоже,там собралось целое войско. Нас встретят салютом из четырехсот стволов. - Яслышал уже достаточно салютов из трех стволов, - проворчал Гэррети, отчаяннопротирая глаза. - Ну их. Дай поспать.
- Погоди. Когда они закончат, мы устроим им свой салют.
- Какой?
- Из сорока шести задниц.
Гэррети улыбнулся. Улыбка казалась чужой на его губах.
- Да ты что?
- Ну... Из сорока. Шестеро уже на пределе. Гэррети вспомнилОлсона, Летучего Голландца.
- Возьмите меня в долю, - сказал он.
- Тогда подходи поближе.
Они подошли к Бейкеру, Абрахаму, Пирсону и Скрамму. Двоекожаных парней по-прежнему маячили впереди.
- А Баркович? - спросил Гэррети.
- Согласен. Сказал, что это лучшая в мире идея после платныхтуалетов. Они шли уже по шоссе. Гэррети видел справа уступчатую набережную, авпереди призрачный свет фонарей, на этот раз не оранжевых, а мертвенно-белых.
- Кэти! - вскрикнул внезапно Скрамм. - Я еще не сдался,Кэти! - он окинул всех безумными глазами, не узнавая. Его губы обметало, лицопылало.
- Совсем плох, - почему-то как будто извиняясь сказалБейкер. - Мы все время даем ему воду, а она выходит с потом. Его фляжка пуста,и другую ему придется просить самому. Это правило.
