— Делаю, — закаменев от услышанного лицом, есаул приоткрыл дверь, жестом подзывая пехотинца. — Soldat, komm her! Komm ins Zimmer![23]
Грюкнув прикладом винтовки, в проеме нарисовался давешний пехотинец:
— Ja, Herr Oberstleutnant!
И это оказались его последние слова.
Плавным движением выскользнув из-за спины казака, Алексеев рывком втащил румына в комнату. Подскочивший младший сержант содрал с его плеча винтовку, передернул затвор и отступил в сторону, контролируя есаула. Стоявший дальше всех Михаил присматривал за майором, держа его под прицелом пистолета. Подбив подсечкой ногу противника, морпех повалил его, нанеся короткий оглушающий удар. И еще один, финальный, локтем. Работать голыми руками было непривычно и… неприятно, но ничего колюще-режущего в комнате просто не нашлось. Все, готов.
Подхватив труп подмышки, Степан оттащил его к стене, торопливо освобождая от ремня с патронными подсумками и шинели. Возясь с тугими пуговицами, мельком подумал, что в принципе не столь уж и плохо, что управился без ножа. Натягивать на себя окровавленную одежду как-то не хотелось: играть роль конвоирующего пленных пехотинца должен был он сам, поскольку больше и некому. Есаул старательно буравил взглядом стену перед собой, хер майор же наоборот глядел исключительно на старлея. Достаточно странноватая реакция, кстати, любой обычный человек как минимум бы отвернулся, или хотя бы прикрыл глаза. Нравится наблюдать за чужой смертью? Вполне вероятно, процент всяких извращенцев среди продвинутых европейцев достаточно велик, и доблестный германский Вермахт в этом смысле ни разу не исключение, скорее наоборот. И фотографирование с трупами врагов — еще не самое большое из зол…
Встретившись с гитлеровцем взглядом, Степан изобразил на лице самую кровожадную гримасу, на какую только был способен, после чего коротко чиркнул ладонью по шее. Нехитрый жест подействовал: испуганно заморгав, фриц от неожиданности даже отшатнулся. Приглядывающий за ним Тапер, оценив происходящее, дернул пистолетным стволом, отрывисто бросив несколько коротких фраз на неплохом (ну, по крайней мере, с точки зрения морпеха) немецком. В отличие от Алексеева, фашист сказанное понял, торопливо отвернувшись.
— Сержант, ты чего такого немцу сказал, что он аж с лица сбледнул? — закончив с шинелью, Степан стянул бушлат. Бросать ставшую привычной удобную одежду не хотелось категорически, вот только натянуть поверх еще и трофейную шинель никакой возможности не имелось — с убитым пехотинцем они были примерно одной комплекции. Нет, можно, конечно, и с собой забрать, накинув на плечи одному из парашютистов — вряд ли часовой на крыльце обратит внимание на изменившийся внешний вид русского пленного. Вот только если все-таки заметит, проблем не оберешься. И весь его и без того откровенно авантюрный план, сложившийся в голове, едва только Степан услышал про отправившихся на обед фрицев, мигом отправится коту под хвост. Так что ну его на фиг, такой риск! Шинель, понятно, для диверсанта вещь крайне не удобная, движения стесняет, шо пипец, но придется пока потерпеть. А уж дальше придумает что-нибудь — сейчас главное из поселка вырваться…
— Да просто припугнул, что он — следующий на очереди, ежели дурить станет. Вы разве не то ж самое в виду имели? Нет, коль не стоило, тогда виноват, тарщ командир, не подумал.
— Ладно, неважно, — закончив переобмундироваться, Алексеев надел на голову каску. — Да и сказал в целом правильно. Ну чего, сержант, сойду за румына?
Скептически оглядев старшего лейтенанта, Михаил кивнул:
— Ежели особо приглядываться не станут, вполне сойдете. Еще бы фингал под глазом убрать, да побриться… так вы это, шлем пониже опустите, чтобы не так заметно было, и нормально. Штанцы у вас, конечно, непривычные, но их навряд ли разглядят. Да и грязные они, так что квадратики эти маскировочные почти и не видны. А ботинки и румыны носят.
— Вот и хорошо, — Степан забрал у Дмитрука карабин, закинув на плечо, и протянул взамен обрывок веревки. — Вяжи командира, только не перестарайся да с фальшивыми узлами не мудри. Затем — он тебя, а я за пленными пригляжу. Просто намотайте веревки на запястья, а концы в ладонях спрячьте. И смотрите, чтобы без накладок, мне без вас никак не справится, счет на секунды пойдет.
Держа есаула с майором под прицелом пистолета, Алексеев присел, свободной рукой поднимая с пола бушлат. Не бросать же просто так? Первая его одежка в этом времени — и под Южной Озерейкой согрела, спасая от холода, и после исправно служила.
В следующую секунду все изменилось.
Позже, по въевшейся в кровь и плоть привычке в деталях разбирать произошедшее, морпех так и сумел понять, на что рассчитывал немецкий майор, внезапно вскидывая небольшой, практически полностью скрывающийся в ладони пистолетик. Где уж он его прятал до сего момента, так и осталось неизвестным — то ли в столе, то ли в заднем кармане офицерских бриджей. Положить всех взбунтовавшихся пленных прицельными выстрелами? Ну, если ты какой-нибудь нехилый спец, проходивший контртеррористическую подготовку, то да, шансы имелись. Наверное, имелись. Поскольку мишени на момент открытия огня располагались крайне невыгодно, взаимно перекрывая ему директрису стрельбы. По крайней мере, сразу завалить обоих парашютистов фриц бы точно не сумел, особенно учитывая несерьезный калибр оружия. Да и Степан, заметивший периферическим зрением излишне резкое движение, тоже отнюдь не собирался стоять столбом. Понадеялся на помощь со стороны казака? Не менее глупо — безоружный есаул ничем бы не смог ему помочь. Да и чем, собственно? Наброситься с кулаками на одного из пленных, рискуя попасть под свою же пулю? Даже не смешно. Скорее всего, у майора просто сдали нервы, и он сделал первое, что пришло на ум. Вряд ли хер майор являлся боевым офицером, тот бы поступил совсем не так — куда более логично атаковать в коридоре, грамотно использовав скученность целей в узком пространстве. Да и выстрелить в этом случае удалось бы практически в упор, с расстояния буквально в пару метров, что всерьез увеличивало шансы. А вот типичный кабинетный вояка вполне мог выкинуть нечто подобное, по факту — откровенно суицидальное…
Но, как бы там ни было, гитлеровец вскинул пистолет и нажал на спуск.
В замкнутом помещении выстрел прозвучал совсем негромко, скорее, резкий хлопок, нежели именно выстрел. А второй раз спустить курок он уже просто не успел. Действуя на полном автомате, Степан набросил на «люгер» скомканный бушлат и выстрелил в ответ, целясь в корпус. Стрелять навскидку оказалось непривычно, так что девятимиллиметровая пуля угодила гораздо выше, войдя куда-то под нижнюю челюсть. Сорвавшаяся с плеча трофейная винтовка резко дернула руку вниз, однако делать еще один выстрел морпех и не собирался.
Захрипев, немец выронил оружие, инстинктивно зажимая ладонью рану. Между пальцами, пятная мундир, короткими толчками выбивалась яркая артериальная кровь. Майора повело в сторону, он наткнулся плечом на стену, по которой и сполз, свесив голову на окровавленную грудь. Бросив на пол курящийся пороховым дымом бушлат, Алексеев подскочил к противнику, проверяя результат. Не жилец, однозначно, вон как кровища хлещет, похоже, сонную артерию перебило. Да и сознание уже потерял, что понимающему человеку о многом говорит.
