Книга Мало ли что говорят... - Татьяна Соломатина

Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56

Итак, полимеразная цепная реакция – это такая сложная реакция, приводящая к экспоненциальному увеличению числа клонируемых участков молекулы ДНК. Нифига не ясно? Ну, ладно. Попробуем проще. «Пятый элемент» все смотрели? Из куска перчатки – точнее, оставшегося в перчатке фрагмента биологической ткани – быстро-быстро «делают» Милу Йовович. Это – ПЦР. А ещё именно с помощью этой реакции можно определить – от вас ли ребёнок, о котором радостно заявила пять минут назад текущая дама сердца, если вы, конечно, полный жлоб, интересующийся подобной несусветной ерундой.

Но в нашей истории главное применение ПЦР сводилось к её использованию в области диагностики инфекционных заболеваний. Хотя и в области наследственных болезней полимеразная цепная открывает воистину фантастические возможности.

Володино сердце было отдано вирусологии, а в настоящее время его интересовал исключительно и только вирус иммунодефицита человека.

Сам вирус был лабораторно зафиксирован примерно тогда же, когда был придуман метод ПЦР. Володя, как и Соня, не любил и не употреблял слово «открыт», поскольку всё, что мы «открываем», существовало и до наших знаний об этом. Мы можем лишь обнаружить, приклеить ярлык с названием и, поставив на полку, занести в реестр. В начале восьмидесятых годов прошлого столетия, примерно в одно и то же время, французы в институте Луи Пастера и американцы в CDC-Центре выделили наконец возбудитель странного заболевания, поражавшего молодых людей прежде исконно старческой саркомой Капоши[41]. Им оказался вирус, содержащий в своей структуре РНК[42]. Попадая в человеческий организм, он при помощи специального фермента – обратной транскриптазы – «раскручивает» спираль ДНК в клетке и из образовавшихся «прядей» синтезирует новую спираль на матрице предыдущей. Если совсем уж упрощённо – это как заплести одну косу на двоих девочек. Или взяться за руки, сплетя пальцы.

Своё «триумфальное шествие» вирус начал как раз на американском континенте – в среде гомосексуалистов Сан-Франциско, в середине восьмидесятых годов прошлого столетия. В великой демократии без перегибов тоже не обошлось. Вначале мужчин нетрадиционной сексуальной ориентации объявили изгоями, затем сделали чуть ли не национальными героями. Истиной, естественно, не пахло в обоих случаях. ВИЧ достаточно быстро проник в гетеросексуальную среду. Вначале к так называемым «маргиналам», а затем – и в социально адаптированные слои населения.

В Восточной Европе – в том числе в России и на обширных постсоветских пространствах – изначально превалировали внутривенный и гетеросексуальный пути передачи вируса иммунодефицита. Но в наших странах, в отличие от Штатов, цивилизованные современные методы диагностики не были широко распространены – реакция ПЦР не применялась, а наличие инфекции выяснялось по обнаружению антител в крови, которые появляются, в лучшем случае, – спустя месяца три. В худшем – спустя годы. Потому вирусу было легко и привольно на просторах стран СНГ, и он достаточно быстро, увы, распространился в популяцию. Соня даже порой грустно шутила с коллегами – узким кругом людей, предполагающих масштабы проблемы, что, мол, «от сумы, тюрьмы и ВИЧ-инфекции» никто не застрахован.

В субсахариальной Африке, явившейся в своё время «первоисточником» вируса, к концу ХХ столетия трагедия ВИЧ/СПИДа стала национальной, и Соединённые Штаты, глубоко вздохнув, начали ей помогать. И деньгами, и медикаментами. И не только Африке, но и странам Восточной Европы, в том числе – России и Украине.

«Чёрный континент» стал полигоном научных исследований «чумы ХХ века». И денег, надо признать, международные фонды вложили туда немало. Может, где кому по дороге к рукам и прилипло, однако не столько, сколько «засалилось» на пальцах чиновников у нас. Но работа пошла. Пандемия ВИЧ существует, и на это не стоит закрывать глаза. Но и впадать в панику не следует. «Мы не ищем виновных – мы решаем проблему!» – можно было смело вешать в лаборатории Harvard Medical School, где трудился Сонин новый знакомый, тихий незаметный одессит, гражданин США, житель города Бостона, штат Массачусетс, – Володя.

Раз в полгода он на два-три месяца выезжал «в поля» для забора материала. По возвращении он неделями мог не выходить из лаборатории, обнаруживая всё новые и новые подвиды и подтипы вируса ВИЧ. Ведь вирус иммунодефицита человека, увы, в один миллион раз изменчивее вируса гриппа. Именно с этим связаны проблемы разработки вакцин. Кроме всем известных ВИЧ-1 и ВИЧ-2 существует ещё масса мутировавших подвидов, на наименование коих истрачен уже весь латинский алфавит и цифр без числа.

По возращении из Африки Володя погружался в работу. Это был настоящий лабораторный отшельник, которому абсолютно всё равно, что происходит во внешних мирах. Он коллекционировал вирусы, а также изыскивал способы и средства борьбы с ними.

Он провёл Соню с Валерой в совершенно немыслимый высокотехнологичный бункер, где всех обследовали гораздо серьёзнее, чем при входе в State House штата Массачусетс. Хорошо, хоть ректальную температуру не измерили. Оказывается, проба для реакции готовится самым тщательным образом, и малейшие контаминации, т. е. огрехи – световые ли, температурные и прочие, включающие чуть ли не настроение сотрудников лаборатории, – могут повлиять на её ход. А вот более знакомая картинка: санитарки родного российского лечебного учреждения несут деревянные ящики с баночками и пробирками по улице зимой и летом, и в дождь и в снег – на один манер. Кстати, если на основании исследования мочи вдруг ставят диагноз – мочекаменная болезнь, стоит поинтересоваться, не стояла ли баночка на солнечном окне лаборатории некоторое время. Может статься, что на самом деле почки здоровые, как у Геракла.

Соню подвели к «святая святых» – «пульту управления» лабораторией. В подземном «бункере» – лаборатория находилась в цокольном этаже здания – мрачно не было. Горели лампы дневного света. Везде стояли ухоженные растения. В холле был теннисный стол, удобные кресла и диван.

«Пульт управления» был полностью компьютеризирован. После загрузки образцов зал закрывался, а запись параметров, наблюдение и управление осуществлялось компьютерами. В сам зал с оборудованием мог заходить только специальный персонал, наряженный в костюмы на манер ОЗК[43].

Затем специально для гостьи Володя прочитал практически полуторачасовую лекцию, демонстрируя слайды презентации. Соня, как любой порядочный студент ли, вольный ли слушатель, не способна удерживать концентрированное внимание более пятнадцати минут. Но она прочно усвоила основной тезис лекции: цивилизованные условия работы имеют огромное значение.

Потом пили чай, и Володя пригласил Соню отужинать на следующей неделе у них в доме, уверив в том, что они с его супругой найдут общий язык. И ещё – увидев Сонин жадный взгляд, брошенный на огромное количество новеньких пробирок-эппендорфов в пластиковых упаковках, подарил их ей. В своё время Соня добывала эти пробирки, нужные для собственных диссертационных исследований, невероятными путями. И хотя теперь они ей были не нужны – видимо, сработал давний поисковый стереотип, – она взяла.

Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56