Пришлось напомнить себе, что на одной только страсти семьи не построишь.
– Должен признать, – продолжал Аксель, – ты не дергаешь меня по поводу и без повода, как это свойственно большинству женщин. Можно надеяться, что жизнь моя останется в привычной колее. – Он поколебался. – Ты молода и, конечно, мечтаешь о человеке помоложе, но ты умна и оценишь выгоды моего предложения. В ответ я сделаю все, чтобы сделать тебя счастливой.
Он был уморительно серьезен! Во всем прав – и во всем не прав. Одно слово – Дева.
– Ты просто чудо! – сказала она. – Каждая девчонка мечтает о таком, как ты, – о рыцаре на белом коне, который однажды спасет ее и потом будет вечно лелеять.
Аксель понял иронию, сдвинул брови, но дал Майе высказаться.
– Я не хочу превратить твою жизнь в ад. Для нас обоих! Всю жизнь я жила по чужой указке и просто не могу продолжать в том же духе. – Она хотела остановиться, но слова копились так долго, что плотину должно было когда-нибудь прорвать, и вот это случилось. – Я в самом деле ценю твое предложение, и принять его было бы так чудесно! Но я этого не сделаю. Ребенком я была вынуждена принимать благотворительность, но теперь я уже взрослая и могу выбирать. И я хочу обеспечить себя сама. Я согласна жить под дырявой крышей, если она будет моей собственной, потому что только с нее я смогу, если захочу, запустить воздушного змея. Я не могу войти сюда в грязных кроссовках, разрисовать стены, если нападет блажь, не могу закричать в полный голос, чтобы снять напряжение. Это не мой дом. Не тот, где я могу делать все, что захочу.
Аксель опустил взгляд на сплетенные пальцы, и Майя заметила, что они дрожат. Он тоже заметил это и скрестил руки. Потом снова поднял взгляд. Никогда еще она не видела в этих светлых глазах такого вызова, такой решимости.
– Кричи. Рисуй. Делай с этим домом все, что захочешь. Оставь мне только одно крыло.
«Я наняла нового пианиста, он не играет грустных песен и умеет меня развеселить. Я заказала для бара сплошное зеркало и вызвала обойщиков. Если придать этой дыре шику, может, станут заходить и леди.
А что, если начать кампанию по легализации спиртного? Ради этого я готова по воскресеньям посещать церковную школу, где вечно ошивается твоя новая подружка. То-то удивится крошка Долли! А известно ли ей, как часто ты прикладывался своим красивым ртом к стакану спиртного? И не только к нему! Знает ли она, где бывал твой рот? О, я могу ей многое порассказать!»
Глава 17
Воды не замутишь, только если плохо барахтаешься.
Ребенок заплакал громче. Аксель покачал колыбель, однако на сей раз это не помогло. Не следует забывать, подумал он, что грудные дети – создания шумные и назойливые, и отказ Майи выйти за него даже кстати. Ресторан и Констанс – в достаточной мере и бремя, и радость, а если станет скучно, можно ввязаться в избирательную кампанию.
Только ему не скучно, а одиноко.
Аксель склонился к недовольной малышке, обнаружил испачканный памперс и поморщился. Еще одна причина для радости по поводу отказа. Грудным детям нужно менять подгузники, а он понятия не имеет, как это делается. Спасать лицензию придется по-другому, да и Констанс будет лучше у Сандры.
Получить отказ было обидно, но скорее всего Майя права. Им ни за что не ужиться. Он совершенно утратил здравый смысл. Как можно баллотироваться в мэры, если женат на женщине с пурпурными волосами и в кроссовках с драконами? Ему бы радоваться, что хоть Майя проявила достаточно здравомыслия. Почему же так тягостно на душе, словно в разгар золотой осени дохнуло ледяным холодом?
Малышка поморгала круглыми глазенками и вцепилась Акселю в палец. Пока они смотрели друг на друга, комок в горле рос.
– Давай ее сюда! У меня есть упаковка памперсов. Мама одной из учениц передала их с Селеной, которая бы ни за что не догадалась сама.
К тому времени как Аксель извлек ребенка из колыбели, Майя приготовила все необходимое. Она взяла дочь.
Ее дочь. То, что он принял роды, еще не делает его отцом.
Тем не менее Аксель уступил Алексу матери без всякого желания, в особенности потому, что крохотная ручонка продолжала цепляться за его палец. Будь это их общий ребенок, он предоставил бы ей палец на все время кормления. Будь Майя его женой...
Аксель резко напомнил себе, что готов жениться на ней только ради Констанс.
– Искусственное вскармливание стоит денег, – сказал он, не в силах сдаться без борьбы. – Того, что тебе дали в родильном отделении, надолго не хватит.
Он навел подробные справки по этому вопросу и испытывал раздражение при мысли о том, что не может переспорить молоденькую женщину, неспособную прокормить даже себя, не говоря уже о ребенке.
Наверное, дело в том, что он приводит те же аргументы, что привел бы в споре с Анджелой или любой пустоголовой девчонкой из своего персонала. Майя не из таких. За ее уклончивой позицией кроется мудрость, приобретенная на собственном горьком опыте. Очень может быть, что в ее доводах есть рациональное зерно.
Между тем Майя ловко сменила памперс, отвернулась, чтобы поднести ребенка к груди, и только тогда ответила:
– Молоко еще может прийти. И потом, есть программа помощи неимущим семьям.
Ах вот как. Талоны на бесплатное детское питание. Боже правый! Учительница с дипломом и опытом работы вынуждена жить за счет материальной помощи. Что же в таком случае ожидает мать-одиночку без профессии, сбережений и родни?
Но что ему до этого? Вполне хватает головоломки, как подыскать для Констанс добрую, умную, заботливую мачеху, с учительским дипломом и вдобавок стесненную в средствах. Майя не только обладает всеми необходимыми качествами, но может вписаться в его жизнь, не обременяя постоянными требованиями, не изводя перепадами настроения. Почему, черт возьми, она не хочет за него выходить?!
– Я принесу бутылочку, – сказал Аксель и, получив сердитый взгляд через плечо, добавил: – Так, на всякий случай.
У Майи по-прежнему не хватало молока, но сдаваться она не собиралась. При всем своем восхищении таким упорством Аксель не мог допустить, чтобы Алекса голодала.
Майя сидела лицом к двери, а красная, сердитая малышка колотила кулачками по ее груди. При виде этой нежной округлости Аксель ощутил, как все вожделение последних недель нахлынуло горячей волной.
Что за нелепица! Он не подросток, которому сперма ударяет в голову при одном взгляде на женские формы. Он видел грудь, и не раз. Должно быть, это атавистическая реакция на мысли о браке. Что-то пещерное, неандертальское.
Майя отняла Алексу от груди. Мелькнул и скрылся под рубашкой припухший, потемневший сосок. Пришлось рухнуть в кресло и прикрыться книгой доктора Спока. Лучшая защита – это нападение, подумал он в отчаянии. Нужно убедить ее во что бы то ни стало, потому что... это хорошо для детей и это заставит мэра понять, что никакие ухищрения не выживут Майю из города. Он отзовет продажных инспекторов, отменит дознание по поводу лицензии, и если у него есть другие карты, он их не выложит. Наверняка уже сейчас идет формальное следствие по делу «Несбыточной мечты», наводятся справки насчет законности диплома и тому подобное. Ну а после свадьбы, даже если школу прикроют, ему не придется бояться, что Констанс потеряет Майю навеки.
