После первого ужина в китайском ресторане я, как истинный рыцарь, довез даму до дома на такси, и вдруг: «А может, зайдете ко мне на кофе?»
Предложение застало меня врасплох, при других обстоятельствах я, возможно, и выпил бы кофе (сжав надежно ноги), но вспомнил строгий наказ резидента и со вздохом заметил, что мне еще надо на работу.
– Как поздно вы работаете! – удивилась она. (Еще бы! было десять часов вечера!)
Резидент мое поведение одобрил, но предупредил:
– Ни в коем случае не заходите к ней домой. Вам я верю, но она ведь может сделать черт знает что:[43] и брюки вам расстегнуть, и на колени плюхнуться, и раздеться догола… тьфу!
Следующий ужин, масса информации, среди которой случайно (?) оброненная фраза, что, мол, иногда хочется съездить в Амстердам, но это дороговато, снова такси и дом.
– Может, выпьем кофе?
– Извините, я опять сегодня дежурю… очень много работы…
– Какое у вас странное посольство, столько народу, и все равно много работы…[44]
Расстались гордо мы. На следующий день я явился к резиденту.
– Я чувствую себя полным идиотом, к тому же еще хамом… дайте я зайду хоть на пять минут.
– За пять минут много можно сделать… Она интересная?
– Уродина! (Говорил от души.)
– Уродины – самые опасные. Красивые – избалованы, а эти всегда тянут в постель и, между нами, весьма темпераментны (жирноватый хохоток). Она пьет?
– Почти нет.
– Курит?
– Довольно много.
– Вот-вот, курящая женщина напоминает пепельницу. (Хохоток, я тоже поддакнул, хотя слышал это гениальное бонмо еще в раннем детстве.) Никаких кофе на дому!
Прошло еще два ужина, отношения наши теплели, и я даже предложил одолжить деньги на поездку в Амстердам, Мишель не отказалась, снова приглашала на кофе, но… расстались гордо мы.
Тогда я решил сменить вечер на день. Конечно, это был шаг назад: ленч обычно ограничен двумя часами, к трем рестораны закрывались, зато днем джентльмену можно и не провожать даму до дома, достаточно снять котелок, поцеловать руку и помахать вослед стеком. На первом же ленче случилось ЧП: после кофе Мишель вдруг ухватила ресторанную пепельницу и быстренько сунула ее к себе в сумочку – куда девалась только ее флегматичность!
– Что вы делаете?
– Я коллекционирую пепельницы с ресторанными названиями…
– Давайте купим!
– Они не продадут, это же специальный заказ.
Я осторожно посмотрел по сторонам – вокруг никого не было, вряд ли на выходе подбежит официант и потребует открыть сумку…
Очередной ленч в другом ресторане – и снова кража пепельницы, просто ужас какой-то!
– Далась вам эта коллекция! Подумаешь, пепельницы… – я уже чувствовал себя соучастником.
– Вы хотите, чтобы я коллекционировала Рубенса? – повеяло ледяной иронией, но я это легко стерпел: в конце концов, и похуже можно ожидать от леди, если постоянно увиливать от чашки кофе.
Сначала резиденту я о кражах не докладывал, но, когда Мишель стянула уже четвертую, решил все же рассказать. Чем дальше я углублялся в повествование, тем серее становилось его красивое лицо, оно постепенно принимало трагическое выражение, лоб покрылся морщинами, даже залысины стали больше, нос превратился в иронический крючок, рот кривила сардоническая улыбка.
– Я на вас удивляюсь, – сказал он. – Чувствуется, что вы никогда не работали в контрразведке. Неужели вы не видите, что вам готовят провокацию: она крадет пепельницу, врывается полиция, вас арестовывают…
– Но ведь не я украл пепельницу… – возразил я слабо.
– Вы просто ребенок! Кто будет разбираться? Из-за вашей халатности мы получим очередную шпионскую сенсацию в прессе, уж Центр нам за это нахлопает…
В последнем я не сомневался: Центр всегда поправлял, направлял, давал втык, Центр всегда был прав и знал это.
– Что же делать? Я как раз планирую попросить у нее голландский паспорт. И простить долг.
– Как что? – удивился резидент. – Прекратить встречаться в ресторанах. Ни дома, ни в ресторане. Либо найти такой, где не курят. Хотя… она может украсть и вилку, и вазу с цветами.
– Но она курит…
– Перетерпит. (Хохоток.)
– Кстати, я ни разу не видел таких ресторанов.
– Надо лучше изучать город, наверняка такие есть, ведь должны быть рестораны для некурящих!
«В Азербайджане», – подумал я зло.
– Разрешите идти?
– Пожалуйста, – сказал резидент.
Он снова стал красивым и даже добродушным.
Сначала мы гуляли по улице, затем перешли в парк, затем заморосил мелкий дождик (к счастью, у Мишель был зонт). Разговор на улице среди прохожих и шумевших машин был совсем иным, чем за ресторанным столом, фразы не клеились, расползались, в этой обстановке не только просить бланк паспорта, вопросы неудобно было задавать. Проклятый дождик! Ну и совиная рожа, белая, противная, эти черви-брови, ползучие гады, с такой выпить чашку кофе и дать деру, ну и харя! к тому же ворюга, и чего я с ней вожусь? подумаете, паспортные бланки, велико счастье! Холодно, зябко, неужели я так и буду встречаться с этой финтифлюшкой на улице до самого конца командировки? Да катись она…
После встречи я направился прямо в начальственный кабинет.
– Опять украла?! – он прочитал что-то на моем лице.
– Мне пришлось зайти к ней на кофе, – соврал я, нарушая все уставы.
Он окаменел и оледенел.
– Вы с ума сошли!
– Она купила по дороге ручную швейную машинку, и мне пришлось донести ее до дома.
– Как она себя вела?
– Довольно любезно. Села рядом, налила кофе.
– И что?
– Как что?
– Не приставала?
– В каком смысле? – я стал наивен как дитя.
– Ну, положила руку на колено… или еще куда… – Он растопырил пальцы (что он имел в виду, до сих пор остается для меня загадкой).
– Поцеловала в щеку. Но по-братски.
– Как так по-братски? – Он начинал превращаться в своего трагического alter ego.
– Просто так, – нейтрально ответил я.
Он нахмурился и картинно забарабанил пальцами по столу, они были покрыты темными волосами и чем-то походили на извивавшиеся брови-червяки Мишель. Под черепом шла напряженная работа мысли.