— Зачем? — всё же сорвалась Тильда, и даже шлёпанье босых ног за дверью — старые слуги-таки проснулись — её не остановило. — И сколько у вас, господин Крайт, таких «зачемов» по всему миру живёт? Хотя, скорее всего, эдаким незначительным мелочам, ничего незначащим деталям вы счёт, наверное, не ведёте. Впрочем, не хочу знать, не сейчас! Айда, — чересчур резко велела неодобрительно поджавшей губы служанке, — размести эту женщину и мальчика в гостевой, дай поесть, вымыться и… В общем, сделай всё, что нужно. А сейчас разрешите пожелать всем спокойной ночи!
Арьере развернулась на пятках, прошагала в дом, шваркнув напоследок дверью так, что с потолками мелкий мусор посыпался.
* * *
Утро выдалось таким мерзким, что уж лучше бы ему не наступать вовсе!
— … подсвечник серебряный с розами да птичкой, — монотонно перечисляла Айда, энергично меся тесто. — И как только упёрла-то? Они ж тяжеленные, подсвечники. Я когда пыль протираю, завсегда Джермина на помощь кликаю, одной тягать — пупок развяжется. А эта ничо, утянула, правда лишь один. Ещё стал быть шкатулка красного дерева с филигранью…
— В ней драгоценности лежали? — морально готовясь к худшему, спросила Тиль.
— Да Небо с вами, госпожа, — фыркнула служанка, лупцуя ни в чём не повинное тесто — только комочки в стороны летели, да мучной ореол туманил солнечный, особенно яркий после ночной грозы свет. — Я дура аль как? Что подороже-то будет в ящик железный, который в кабинете за картиной, спрятано. Да и не держал хозяин тута ничего такого, всё в столицу увёз. Но и этой тожить поживиться хватило. Даже ложками не побрезговала, дрянь. Они серебряные, конечно, с золотой жилкой. И где только мешок нашла, чтоб всё унесть?
— Когда же она ушла?
— Вот про то мне неведомо, — покачала головой служанка — жёстко накрахмаленный чепец сполз на покрасневший лоб, пришлось Айде его локтём поправлять. — Видать, как буря прошла, так и утекла следом. А мальчонку, вишь, нам оставила. И чего с ним делать, ума не приложу. Молодой господин-то, конечно, поехал к мировому судье. Но кто её ловить станет? Гадины уж и след простыл.
— А где сейчас мальчик? — равнодушно спросила Тиль, отвернувшись к окну.
На самом-то деле ей, конечно, на ребёнка не плевать было, как раз наоборот, но упоминание о нём радости не приносило.
— Так спит, сердешный, — тяжко вздохнула служанка. — Я его растолкала, молока дала, да булку вчерашнюю. Он будто волчонок всё проглотил, оголодал, видать, да дальше спать. Миру-то чего виноватить, с ней всё и так понятно, но вот дочка у неё вышла просто оторви и брось, вот что я скажу!
— Ну в этом виновата не только мать, но и отец, — брюзгливо протянула Тильда и тут же язык прикусила за эту ненужную брюзгливость.
— Чегой-то отец? — пожала пухлыми плечами старуха. — Знаете, барышня, как говорят? Кобель не вскочит, если… Ну да, — кашлянула старуха. — Попросту, в кого дитя уродилось, в того уродилось, а чтоб так-то не получилось, пригляд нужон.
— Так дядюшка вроде присматривал за ними, денег давал, — смертельно тоскуя, напомнила Тиль.
— Присматривал, ха! — фыркнула Айда. — Избаловал он девку, вот как. Избаловал и ничего более. Что не восхочет, то и получит: щенка там, или конфет горстью, или ленточку, платье наилучшее. Разве так дитёв надо любить?
— А как же иначе?
— А так вот, — поджала губы служанка. — Родительская любовь не в конфетах, а в заботе. Вот, скажем, про вас. Старый-то хозяин покумекал и смекнул: не вырастить ему в одиночку девку, хоть сколько нянек найми. Да и сам он греховодник ещё тот и чужие языки на цепь не посадишь, наговорят ребёнку — слезами умоешься. Он в школу вас, значит, и пристроил, отсюда подале держал. Тока от него и слышали: Тиль то, да Тиль сё. Мол, у вас жизня станет не такой, как у него, а как у предков ваших, поднимете род, дажить и лучше. Ради вас уж как старался! А этой сунет монет и вся недолга. А где там девка, да что с ней — его и не колышет. Вот и выросла капризница.
— Видела я эту капризницу…
— Да по другому-то как? Мать гулящей была, эта же и вовсе без удержу. Потому по сеновалам с парнями и игралась, винище глотала. Доигралась! — старуха сердито шлёпнула тесто на стол. — А тута вы со своею добротой. И что через ту доброту получилось? Где подсвечник? Нету его.
— Пусть это будет самой большой потерей, — вздохнула Тиль, разглядывая собственные руки. — Я вот только одного понять не могу. Почему же всё-таки дядя не рассказал…
— Ну прям как ваша матушка! — не слыша ничего, токовала старушка. — Та тоже через своё доброе сердце мучилась и всех кругом измурыжила. Была б побойчее и ни стряслось бы худого. Ну вот посуди, разве это дело? Нет бы сказать: не мил ты мне, не приставай боле! Так нет, жалко! Уж как она, бедняжка, слезами уливалась, как казнилась! Мне весь передник исплакала, твердила: «Не могу я так больше, Айда, мочи моей нет!» А, может, и впрямь там было что? Может, потому они и сорвались отсель? Сердце-то и на две половинки колется, такое тоже случается. Только вот зачем она, родимая, обратно подалась?
— Что случается? — отмерла Тиль. — Ты про кого говоришь? Это мама плакала?
Служанка сердито глянула из-под оборки снова съехавшего чепца, открыла было рот, отчитать, наверное, хотела. Да так и застыла, быстро-быстро моргая.
— Вы больше слушайте старуху! — промямлила. — Я такого наговорю — недорого и возьму. Уж простите, просто сердце зашлось, как сообразила: обворовала нас мерзавка, да ещё своего приблудыша подкинула. Вот ум за разум и зашёл, вестимо. Идите, идите себе, погуляйте в садочке, я пока пирожок спроворю, чайку заварю…
— Ай-да, — приказала Тиль решительно. — Говори, что знаешь. Мне эти тайны вот где уже сидят, — Арьере попилила себя ладонью по горлу. — Сама видишь, у меня только глупости и выходят. Но как я могу решить, что правильно, а что нет, если ничего не понимаю?
— А зачем вам решать-то? — насупилась служанка. — Чай есть, кому позаботиться! Замужняя дама, да и молодой хозяин тута. Не след вам в головку лишнего брать…
— Рассказывай! — стукнула кулаком по столу Тильда — звук вышел тихим и совсем неубедительным, зато ладонь заныла. — Я ведь всё равно узнаю. Кругом люди живут, кто-то видел, кто-то слышал.
— Вот к людям и идите, раз так восхотелось! — огрызнулась старуха. — А меня пытать нечего, сплетнями не пробавляюсь.
— А кто пробавляется? — хитро заехала с другого бока Арьере.
— То мне не ведомо, — отрезала Айда. — Только коляску вы всё едино не получите, в ней молодой хозяин укатил, — добавила старуха мстительно. — А лошадь старого хозяина седлать мой старик не станет, копыта она набила, когда давеча господин Карт катался. Вот дождитесь, покуда он вернется, пусть и решает, надоть вам ехать, позориться, чужие россказни собирать, или как приличной барышне дома сидеть след. Коли муж вам не указка, так хоть кузена послушаетесь!
Собственно, Тиль уже и сама сообразила, что без коляски она далеко не уедет. Да и сначала нужно подумать, куда ехать-то, кого и о чём спрашивать. Только от последних слов старухи горло перехватило, будто его по-настоящему рукой сжали: слушаться других — старших, знающих, да и просто всех, кто брюки носит — это, конечно, правильно и разумно. Но…
