даже Стенли не введет в заблуждение'.
Рядом появился юный дворянин, протянувший блюдо с покрытым медом хлебом. 'Мой господин? Не могли бы вы повлиять на Его Королевскую Милость? Он говорит, что ничего не хочет, но так плохо спал прошлой ночью...'
Увидев встревоженный взгляд юнца, Френсис ему улыбнулся. 'Дайте это мне, Джеффри. Посмотрим, что я смогу сделать', - пообещал он и, направляясь к Ричарду, объявил с наигранной дерзостью: 'Ваш завтрак, мой господин. Если не желаете потакать мне, сделайте это тогда ради Джеффри. Парень, похоже, куска в рот не возьмет, пока не увидит, как вы-'
Когда Ричард обернулся, Ловелл остановился на середине фразы, не в состоянии подавить беспокойный вздох. Король выглядел больным, - об этом кричали изможденное лицо, чей сероватый оттенок пробивался даже сквозь плотный загар, и лишившаяся всякого цвета запавшая кожа вокруг глаз.
'Вы же совсем не спали?'
'Напротив, спал', - очень тихо ответил Ричард, - 'час или около того, но если бы я не сомкнул глаз, было бы лучше. Мне снилось...' Он покачал головой и с кривой усмешкой произнес: 'Так заметно?'
Френсис кивнул. 'Дикон, это же не оттого...ну, не из-за той вчерашней неприятности на мосту?'
Лицо Ричарда накрыла тень удивления. Но даже когда он покачал головой, Роб резко спросил: 'Из-за какой неприятности? О чем вы толкуете, Френсис?'
Ловелл позабыл, что Роб не являлся свидетелем происшествия, считая само собой разумеющимся, чтобы кто-то уже упомянул последнему о случившемся. Он поколебался, не в силах определить важность, приписываемую Ричардом пророчеству, и тогда вместо Френсиса пришлось ответить королю.
'Это случилось, когда мы выезжали из Лестера, Роб, на Боу Бридж, втором мосту через реку Соар. Белого Суррейца напугала собравшаяся толпа, и, чуть меня не сбросив, он внезапно отпрянул. Приводя его в чувство, я задел шпорой мостовой борт, и тут же какая-то старушка из народа закричала, заявляя, что увидела мою голову помеченной тем же пятном, а мост - влажным от моей крови'.
Рассказ отличался точностью, чего нельзя было сказать о полноте его честности, - ничего ни в голосе Ричарда, ни в фактическом изложении не передавало окрасившей минуту тревожности - охватившего толпу суеверного страха. Люди отшатнулись от женщины, словно она прокаженная, многие зашептали о ясновидении, вцепившись в крест и четки, тогда как более отчаянные и смелые хлынули вперед, в благоговейном ужасе воззрившись на мост, будто ожидая увидеть промокшие от крови булыжники. Френсис знал, случившееся являлось чем-то вроде распространяющейся как чума мрачной сказки, он ощутил угрюмую уверенность, - к текущей минуте значительная часть их войска слышала уже версию, по крайней мере, успевшую исказиться, поэтому грубо сказал: 'Сгнои Господь эту старую каргу, пропахшую дешевым вином и чересчур подслеповатую, чтобы на собственном лице замечать бородавки, не говоря о картинах иного порядка. Не представляю, зачем я вспомнил об этом, Дикон, понимая, что вы восприняли инцидент пьяным бредом, каковым он и был'.
'Если ты интересуешься, не подумал ли я о ней, как о ведьме, Френсис, то нет. Старушка казалась простоватой, не более'. Ричард грустно улыбнулся. 'Однако, если не так, то случившееся стало самым знаменательным способом Лестера попрощаться со мной!'
'Дикон...' Френсис понизил голос. 'Дурной сон... О чем он говорил?'
Ричард брал один из ломтей покрытого медом хлеба. Сейчас он возвратил его на блюдо нетронутым.
'Мне снился брат', - ответил король неохотно. 'Покойный брат'.
Король перевел взгляд с одного на другого, его глаза рассматривали их лица, точно пытаясь запечатлеть в мозгу черты. 'Вы были мне верными друзьями, никто и никогда не имел товарищей лучше. Я понимаю вашу озабоченность и, если бы то оказалось в моих силах, обязательно рассеял бы вашу тревогу. Но, говоря честно, я не могу. Думаю, вам обоим известны мое отношение к этому сражению и мучающие меня предчувствия. Однако, они не относятся к боязни поражения и смерти'.
'Вы можете рассказать о них нам, Дикон?'
'Я с детства воспитывался в вере, что справедливость не процветает без милосердия, Френсис. Брат же считал иначе, предупредив меня однажды, что милосердие - это слабость, которую ни один монарх не может себе позволить. И он был прав. Семейство Стенли, архиепископ Ротерхэм, Реджинальд Брей, Джон Чейни...Все те, кто сегодня поддерживают этого уэльского мятежника, те, на чье предательство я смотрел сквозь пальцы... Если бы я выбрал вместо прощения наказание, если бы казнил их, как сделал с Вудвиллами, мы не дошли бы до этого...до Редмор Плейн.
Не только своей жизнью должен я рисковать в этот понедельник, но также и вашими, жизнями столь значительного количества людей. Отныне, подобного не повторится, клянусь вам. Если Господу будет угодно даровать мне победу, я совершу все, что следует, дабы обезопасить мое правление. Я покончу с прощением измен и забвением вероломства. Мягкость обеспечивает лишь следующие предательства. И она не является способом, который я когда-либо стремился использовать, будущим, в какое я могу взирать хоть с малейшим ожиданием'.
Роб и Френсис взглянули друг на друга, ни один, ни другой не зная, что ответить. Но Ричард уже отвернулся, направившись встретить только что нырнувшего под завесу шатра разведчика.
'Мы заняли положение на холме, Ваша Милость'. Человек был небрит, его камзол усеивали пятна пота, лицо покрывала бледность, но подаренная им Ричарду улыбка сияла животворным ликованием. 'Уверены, что опередили тут разведчиков Тюдора, но его лагерь до сих пор недвижим. Думаете, нам нужно из христианской доброты выслать глашатая - дать знать, что мы уже ждем?'
Напряжение внезапно ослабло, впервые в течение утра мужчины улыбнулись. Стратегические преимущества занявшего Амбьен Хилл войска были значительны, - Ричард победил, даже не ступив на поле боя.
'Мой господин?' Френсис обернулся и заметил одного из каноников Ричарда. Божьи посланники, обманувшие запрет Писания о 'поражении острием меча' использованием булавы, священники чувствовали себя на месте сражения настолько же в своей тарелке, как и у алтаря. Данный человек был не из их числа. Изможденно худой, с ввалившимися глазами, он напомнил Френсису церковные фрески, виденные тем в соборе Святого Стефана, - требовалось мало воображения, чтобы представить его широко распахивающим руки при первых ударах камнями или принимающим мученический венец со всей возможной страстью истинного фанатика. Воздействие личности вошедшего было таковым, что Френсис
