Шаманские грибы прекратили старые фокусы и взялись за новые. Митьке больше не казалось, что самолет кренится, но что-то случилось со звуками. Рев мотора стал оглушающим, ворвался под череп и затих. Слышалось только шипение, как будто крутилась на последней пустой дорожке пластинка старинного патефона.
На скамейке у другого борта самолета торопливо распутывали друг друга Пашка и Самвел Самвелыч. Они беззвучно шевелили губами; Самвел Самвелыч кивал на карабин, валявшийся на полу дом с Диплодоком. Папа куда-то исчез, и ползти за» карабином пришлось Митьке. Ноги не слушались»!' но голова была ясной. Он отлично понимал, зачем ему карабин: нужно пойти в кабину, прицелиться в Артура и отобрать у него золото, чтобы вернуть мертвецу в шахте.
Потом вдруг оказалось, что Диплодок уже связан проволокой, снятой с кого-то из пленников, и карабина у него нет. Стены в глазах то съезжались, норовя совсем схлопнуться и раздавить Митьку, то разъезжались до горизонта. Тогда Митька видел реку, и плывущий по ней плот с красной палаткой, и Лину, и засыпанную шахту, где притаился мертвец.
Не останавливаясь, Митька подполз к двери и сунул два пальца в рот. Рвоту швыряло ветром ему в лицо. Он свесился ниже и выпал бы из самолета, если бы не Самвел Самвелыч. Бесцеремонно схватив Митьку за шиворот, кавказец оттащил его в хвост и бросил на полу, крикнув: «Блуй здесь!» И вдруг ноги у него подкосились. Самвел Самвелыч осел на пол и по Митькиному примеру сунул два пальца в рот.
Выдав на пол шаманский супчик, Митька обнаружил, что не только они с Самвелом такие умные. Самолет выглядел так, словно его самого стошнило. Рвотой были заляпаны иллюминаторы и даже кое-где потолок. Стоять на ногах в этой загаженной самолетящей коробке могли только папа и Пашка, да и то не очень уверенно. Митька видел, как они мордой вниз волокут Артура, и у того из-под одежды сыплется золотой песок. Песка получилась целая дорожка, по нему ходили, он приставал к подошвам и смешивался с рвотой.
Потом из кабины вынесли Сергея Ивановича. Его место занял Пашка, отключил автопилот и стал разворачиваться.
«Куда?!» — закричал или только подумал Митька. Садиться на деревянную дорогу на просеке было безумием, она же узкая, шасси самолета на ней еле помещалось. Но за спинкой Пашкиного кресла стоял папа и кричал ему на ухо, а Пашка кивал. Митька успокоился, потому что папа всегда знал, что делал.
Голова прояснилась настолько, что Митька смог добраться до скамейки. Он сел на то же место рядом с огнетушителем, которое оставил двое суток назад, чтобы спрыгнуть на тайгу с инопланетянкой. Посмотрел в иллюминатор и теперь уже на самом деле увидел плот. Пашкиного умения хватило, чтобы покачать крыльями. Крохотная Лина внизу подпрыгивала и махала руками.
Папа вышел из кабины и как тюки переложил блаженствующих уголовников подальше от двери. Диплодок и Артур пускали слюни. Наверное, в грезах, навеянных шаманскими грибами, они уже видели, как тратят свой золотой песок.
Промелькнула деревянная дорога, и за сараями началась обычная, грунтовая, заросшая травой оттого, что по ней давно не ездили. Рассекая мрачную тайгу, она тянулась до горизонта. Митька сообразил, что раз есть лесопилка, то и дороги не могло не быть, ведь надо же увозить с лесопилки готовые доски.
Самолет снизился, ощутимо ударился о землю, подскочил и опять взлетел. Держась одной рукой за штурвал, Пашка что-то выключал, что-то тянул...
И вдруг стало тихо. За лобовым стеклом возникло зрелище, которое видели, наверное, тысячи людей, но рассказать о нем смогли бы только те немногие, кто выжил: остановившийся в полете винт.
Самолет быстро терял высоту. Папа бросился к Митьке, стащил его на пол и сам лег, закрыв руками голову.
Второй удар о землю был сильнее. Со стены слетел огнетушитель и больно стукнул Митьку по плечу. Под полом заскрежетало, по крыльям захлестали ветки.
А потом настала тишина.
Папа помог Митьке подняться и сесть на скамейку.
— Павел, ты что притих?! — крикнул он в кабину. — Будем твою сестру догонять или пускай плывет?
— Обязательно будем, Олег Николаевич, — отозвался Пашка. — А то зачем мы возвращались, Олег Николаевич!
«То-то! — подумал Митька. — А то все «твой отец» да «твой отец», как будто у папы имени нет!» А вслух он сказал:
— Я с вами!
Папа широким жестом обвел неподвижные тела уголовников и двоих пилотов, покачал головой и бросил Митьке на колени автомат:.
Мы скоренько, единственный сын.
Скоренько не получится, у нее нога подвернута, — сказал Митька.
Донесем. А на плоту оставим записку. Рацию-то Артур сломал. А плот выловят в поселке.
Столько дармовых дров — обязательно выловят.
Митька подумал, что после такой посадки самолет не взлетит без ремонта, что плот с запиской найдут в лучшем случае к завтрашнему утру, а когда прилетят спасатели, вообще неизвестно.
Долог путь до Ванавары, — вполголоса про
пел он, и папа подхватил:
И не едут санитары!
К счастью, санитары были не нужны. Папа вставил их для рифмы.
Глава XXXIV. ПОСЛЕДНИЙ ВЗГЛЯД ЗЕЛЕНОГЛАЗОЙ
Оставшиеся две недели каникул Митька провел с папой на болоте в эпицентре Тунгусского взрыва, кормя комаров и гнус. Хотя о гнусе ранее не упоминалось, его из-за этого не стало меньше. Гнус еще противнее комаров, потому что маленький и забивается в каждую щель в одежде.
Помимо кормления кровососущих Митька с папой добывали пробы торфа. Для этого им был дан ручной бур — труба с длинной рукояткой, которую надо было крутить вдвоем, ходя по кругу. Когда она забуривалась метра на два, трубу вытаскивали и доставали из нее столбик торфа. После этого папа сидел в избушке, именуемой заимкой Кулика, и разглядывал столбик в увеличительное стекло. Но даже с увеличительным стеклом ему не удалось обнаружить Тунгусский метеорит. Папа лишь подтвердил то, что было известно до него: слои торфа сильно перемешались около ста лет назад, когда над болотом прогремел взрыв, теперь знаменитый на весь мир.
Папа сказал, что его скромный результат ляжет в копилку науки. И они с Митькой полетели домой.
В Красноярске их ждали деньги за сданное золото и следователь с рыбьей фамилией Судак, который вел дело Артура и Диплодока. Деньги оказались не очень большие, потому что их поделили на всех, а Судак оказался девушкой в синем мундирчике прокуратуры. Все, что ей было нужно, девушка Судак уже знала от летчиков. Блинковых она отпустила через полчаса, на прощание похвалив папу:
— Вы настоящий гражданин! Если бы каждый порядочный человек задержал двоих вооруженных бандитов, то с преступностью было бы давно покончено.
Папа на это сказал, что даже морская свинка кусается, когда ее загоняют в угол, а так ему совсем не улыбалось задерживать бандитов. Надо, чтобы все занимались своим делом: ботаники — ботаникой, а бандитами —- милиционеры.
