Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45
— Да.
— Сейчас там был сюжет про Таисию Федорову… Ее разыскивают дочь и внук, Мария и Генрих…
— Да. Прошел такой сюжет. Вы не волнуйтесь, пожалуйста. Что вы хотите сказать?
— Дело в том, что Таисия Федорова всегда жила в нашей семье, это моя няня… Она родом из деревни Федоровка Смоленской области. У нее была дочка, ее звали Машенька… Это она, она там в студии сидит! И половины мизинца у няни нет, понимаете? Это она! Она!
— Да. Не волнуйтесь. Очень хорошо, что вы нам позвонили. Я сейчас попытаюсь организовать ваш звонок в прямом эфире…
— Н-нет, я не смогу… Я и правда очень волнуюсь. Лучше вы запишите мой телефон и адрес и передайте им…
— Хорошо. Говорите. Мы обязательно все передадим.
Наташа торопливо начала перечислять в трубку все номера телефонов, какие помнила, — и свой мобильный, и свой домашний, и бабушкин мобильный и домашний, и даже свой рабочий телефон назвала зачем-то. А потом перешла к адресам. Девушка на другом конце провода терпеливо повторяла за ней цифры и слова, потом еще раз прожурчала в трубку свое ласковое «благодарю — передадим — не волнуйтесь» и наконец отключилась.
Прижав к груди трубку, Наташа снова уставилась в телевизор, где на фоне трогательной музыки и студийных аплодисментов уже обнимались и плакали какие-то люди, и камера выхватывала дрожащие от слезного умиления зрительские лица. Потом в нее вплыло лицо ведущего, и он, опять же под музыку, произнес очень душевно:
— Ищите друг друга. Ищите и надейтесь, а мы всегда рады вам помочь… Да, кстати! — вдруг оживился он и, вытянув шею и радостно сверкнув доброй искрой в усталых глазах, проговорил кому-то в зрительный зал: — Для вас есть хорошие новости! Только что был звонок, и, я думаю, ошибки тут быть не может. В это трудно поверить, но ваша мама нашлась. Подойдите к нашему редактору, пожалуйста, он передаст вам все полученные данные. Я очень рад за вас!
Камера выхватила напоследок заплаканное изумленное лицо Марии, ее дрожащие, сцепленные под подбородком ладони, и тут же в студии начал медленно гаснуть свет, и видно было, как Генрих торопливо спускается по проходу, застегивая на ходу пиджак.
Наташа понимающе покачала головой: давай, давай, Генрих, поторопись за моими адресами-телефонами. Ишь, какой у Таечки внучок выискался. Не кто-нибудь, а Генрих Штольц из Германии…
Вздохнув, она снова опустилась на диван, обхватила ладонями горящие щеки. Нервное возбуждение постепенно утихало, и она еще посидела под бодрую мелодию заставки программы «Время», отрешенно поглазела на строгую, всегда гладко и стильно причесанную ведущую. Потом вдруг подскочила как ужаленная — что ж она тут сиднем сидит, на прически любуется? Надо же срочно к Таечке ехать! Вызывать такси и ехать! Быстрее! Такие у нее новости для Таечки, а она тут расселась!
Вечерний город, будто понимая ее состояние, распахнулся сразу всеми зелеными светофорами, и уже через двадцать минут она стояла перед дверью их «бабьего дома», нетерпеливо шаря в сумочке в поисках ключей. Из двери напротив выглянула соседка, уставилась на нее удивленно:
— Наташенька, что это ты так поздно? Я у вашей старушки была, и покормила, и перестелила…
— Ой, тетя Нина, тут такое дело… У Таечки же дочь нашлась! Представляете?
— Да ты что?! И как? И где?
— Потом, тетя Нина, потом… Я сначала Таечке расскажу…
Уже влетев к старушке в комнату и усевшись на скамеечку возле кровати, она вдруг поняла, что не может говорить вообще. Горло перехватило на выдохе, будто груз новости, который она так легко и торопливо сюда несла, лег огромной ответственностью на плечи. Тяжек отчего-то оказался груз, на удивление тяжек…
— Чтой-то ты, Наташичка, заполошная такая… — слабеньким голоском проговорила Таечка и по привычке потянула руки к ее лицу. — Дай, я тебя пошшупаю… Вон и глазки у тебя мокрые… Чегой глазки-то мокрые, Наташичка? Плачешь нето?
— Нянечка… Послушай меня, что я тебе скажу! Только ты не волнуйся, пожалуйста, ладно? Послушай меня… Не волнуйся только…
Горло предательски перехватило спазмом, и она опять то ли всхлипнула, то ли икнула от волнения, прижимая сухие старушечьи ладони к щекам. Никогда она раньше такого не делала с Таечкиными слепыми ладонями, чтобы самой их к лицу прижимать. Лишь выжидала терпеливо, когда завершится процесс «ошшупывания» ее лица. А иногда и, крепко сцепив зубы, выжидала.
— Только не волнуйся, нянечка, только не волнуйся… — никак не могла она выбраться из этой дурацкой фразы, будто сбилось что-то у нее в голове.
— Да што такое, Наташичка, мнучичка…
Не томи, а то у меня аж сердце захолонулось!
— Таечка, твою дочку звали Машей, да?
— Ну да, Марусей, царствие ей небесное… А тебе зачем, Наташичка? Ты меня раньше и не спрашивала никогда… Погибла моя дочка, Наташичка, ишшо в войну погибла. Тогда вся деревня наша сгорела…
— Таечка, твоя дочка жива! Маруся жива, понимаешь? Я сама только что об этом узнала! Из телепередачи! Да ты ее знаешь, эту передачу, вы всегда ее с бабушкой раньше вместе смотрели! В общем, твоя Маруся всю жизнь тебя искала… Она тогда не погибла, не сгорела в доме вместе со всеми, она за тобой в лес побежала! Представляешь? Ее потом партизаны нашли… А после войны она в Германию поехала — думала, что тебя туда немцы угнали… И замуж там вышла! И жила в Германии все последние годы… Таечка! Ты меня слышишь или нет? Да что с тобой? Ты меня слышишь?!
Прижатые к ее щекам старушкины ладони вдруг стали невесомыми, как два птичьих перышка, и лицо, как показалось Наташе, совсем отрешилось и странно уплыло в сторону, став прозрачным, белесым, почти бесплотным. Лишь белый платочек на голове светился в сумерках как доказательство присутствия на подушке старушкиной головы. Испугавшись, Наташа позвала ее осторожно:
— Таечка… Ты меня слышишь? Ты поняла, что я тебе сказала?
— Да, Наташичка, не шуми… Слышу я. Слышу. Жива, значит, моя Марусенька…
Она снова замолчала и лежала тихо, не шевелясь. У Наташи мороз побежал по коже от этого почти горестного смирения перед радостной новостью. Другие в таких случаях от счастья плачут, а тут — ни единой эмоции. Странно как-то. И неуютно. И неловко за свое собственное молодое и радостное возбуждение. Вдруг старушка заговорила, зашелестела так тихо, что Наташе пришлось наклониться, чтобы разобрать ее сухое бормотание:
— Значит, не зря мне тогда услышалось… Звала меня Маруся, а я и не поняла…
— Когда звала? В лесу? Значит, ты слышала, как она тебя звала? Она рассказывает, что в лес за тобой тогда побежала.
— Нет… Нет, не тогда. А когда мы с твоей бабушкой в Федоровку ездили.
— С бабушкой? Вы ездили в твою деревню вместе с бабушкой? Надо же, я не знала…
А когда?
— Лет десять назад, я еще в силе была. Ты просто не помнишь, Наташичка. Твое дело молодое, зачем тебе про старушечьи дела помнить. А ездить мы ездили. Да только никакой там деревни нет уже, все травой поросло. Постояла я в той траве, повыла и уж совсем обратно идти собралась, как слышу — Маруся меня зовет… Я тогда подумала — душенька ее надо мной летает, а оказалось, жива она…
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45
