Все, что ему было необходимо с тех пор, как Алисон покинула его, — это любовь! Боже, каким же нужно было быть глупцом, чтобы сублимировать свою тоску в водах Священного озера и рассеивать страсть болтовней с парящими над его берегами созданиями? Теперь все ясно. Даже старуха в соборе была всего лишь измышлением его ума, извращенного отрицанием.
И вот появилась мисс Хаммер! Он был уверен, что это и есть любовь. Она восхищалась его эрудицией, не значит ли это, что и он сам уже занял место в ее сердце? С той поры, как Дэниел расстался с Алисон, он ни разу не приближался к женщине с романтическими намерениями. Ощущая свою старость и глупость, он наблюдал за тем, как молодые скользили от одной влюбленности к другой, завязывали отношения и порывали их, словно туристы в поисках экзотических безделушек. Бары для одиноких ужасали его, у него не было сил выдержать отказ, который непременно входил в правила игры. Первое же «нет» заставило бы его покатиться в смятении под скользкий откос сомнений в вечное целомудрие.
Но мисс Хаммер — совсем иное дело. Она оценила его эрудицию и статус. Что она сказала? Дэниел попытался вспомнить сцену у стойки, но как только вторгался образ Норриса — воспоминания рассыпались. Конечно, тут возникал вопрос морали, и Дэниел нахмурился, ибо он находил отвратительными непристойные пассы некоторых своих коллег в отношении самых симпатичных студенток. Поразмыслив немного, Дэниел пришел к выводу, что, если речь не идет об эксплуатации и поблажках, любовный интерес к студентке вполне может быть оправдан. Кроме того, мисс Хаммер вряд ли бы потерпела какую-либо эксплуатацию. Напротив, Дэниел был бы не против, если бы она немного его поэксплуатировала. Дэниел О'Холиген вспомнил вдруг нежный запах «Enragée», который сопровождал ее повсюду, впервые за многие месяцы испустил восторженный клич, переключил сцепление на вторую передачу и дал газ.
Проносясь мимо собора Св. Беды, Дэниел почувствовал спазм бывшего курильщика при виде табачной лавки, но удержал руль и прибавил скорость. Никаких сказок помешанной старухи. Никаких грез о Средневековье в пенной ванне. Эта мысль вызвала следующий спазм, сильнее первого. Нет, он вспомнил не Креспена — высокомерный поганец, без сомнения, легко отыщет, кого ему изводить; у Кнутсена есть его научные исследования; нет, тут была надрывная грусть по бедному старому Зеленому Рыцарю, его первому и самому верному другу, сэру Берсилаку де Отдезерту. Озабоченный приведением в порядок боевого топора для кары пятидесятников, тот давно уже не появлялся. Зеленый Рыцарь так радовался будущим приключениям, так тщательно к ним готовился, что Дэниел не мог вынести мысли о том, что Зеленый Рыцарь одиноко стоит на берегу Священного озера и напрасно ожидает друга, который никогда уже не придет.
Нет-нет. Ни за что Дэниел не покинет его после всех этих долгих лет, и к тому же у них был договор о пятидесятниках. Они разгуляются в последний раз вдвоем, без Креспена и Туда, простятся, и — все. Дэниел объяснит, что его новые взгляды на жизнь не включают в себя ни Священного озера, ни Зеленого Рыцаря, ни профессора Кнутсена, ни Креспена. Это будет благородным завершением их знакомства, принесшего обоим немалое удовольствие, но при нынешних обстоятельствах совершенно неуместного.
Не успел Дэниел скользнуть вечером в ванну навстречу своему последнему приключению в пенистом мире, как новый ингалятор устремил его в самое свободное состояние воображения, и вскоре с вершин гор и высоких равнин над Священным озером уже доносилось отдаленное громыхание. Это Зеленый Рыцарь точил свой гигантский боевой топор Мортибус. Возмездие пятидесятникам было не за горами.
Три дня тому назад Зеленый Рыцарь проснулся на рассвете и отправился высоко в горы, чтобы разыскать там достаточно крепкую и твердую скалу, которая и станет точильным камнем. На одной из туманных вершин он наткнулся на огромный камень, размером в два дома, вынул из ножен Мортибус и, изо всех сил упершись им о камень, заставил его покатиться по крутому склону. Потом бросился вслед и, оказавшись рядом, приблизил свое смертельное оружие к вращающемуся монолиту. Ужасный фонтан горячих белых искр вознесся к небу, когда камень встретил сталь и принялся приводить сверкающий полумесяц ее края к устрашающей остроте. «Отточенный для сечи, словно бритва!»
Зеленый Рыцарь бежал рядом с могучим точильным камнем два дня и две ночи, пока оба они не оказались на берегу Священного озера. Здесь усталость склонила благородную голову сэра Берсилака на камень, уменьшившийся от яростного трения до размеров подушки, и он уснул.
Проснувшись, Зеленый Рыцарь подошел к берегу озера, чтобы закалить и остудить лезвие, все еще добела раскаленное от чудесной правки. Пенистые волны набегали на берег, и воды озера мягко отвечали на шевеление, далеко в его глубинах, удивительных огромных созданий. Донесся пронзительный крик, и, взглянув вверх, он успел заметить огромную крылатую рептилию, зловеще промчавшуюся в западную сторону.
Рыцарь собрался уже опустить раскаленное лезвие в озеро, как вдруг заметил в пробегавшей вдали волне движение. Вглядевшись в редеющий туман, он различил дюжину дрейфующих в полулиге от берега фигур. Казалось, они исполняют какой-то религиозный обряд. Один — самый низкорослый — прыгал и театрально жестикулировал, остальные подходили по одному, прикасались к нему и тут же падали в пену. Происходящее сопровождалось приступами исступленного воя, разносящегося над водами озера. Затем простертая фигура вдруг вскакивала и возвращалась на место, после чего приближалась следующая и все повторялось.
Зеленый Рыцарь привык к необычным деяниям в священных водах, но после недавних своих трудов он жаждал тишины и потому решил добраться до молящихся и попросить их молиться потише. Выведя свою ладью «Дева Озера» из укрытия в сухих тростниках, Зеленый Рыцарь укрепил пылающий Мортибус поперек ростры и медленно выгреб в мерцающие воды. Он приближался, но озабоченные правоверные не обращали на него ни малейшего внимания, и теперь он отчетливо видел и слышал все, что там происходит.
— Приступи ко мне, брат. Приступи. О сила Исуса! О слава! — Коротышка ужасно гримасничал и свистел сквозь зубы, как будто только что обжег пальцы.
Зеленый Рыцарь нахмурил благородный лоб. Не был ли, случайно, этот негодяй Целителем Верой? Последующее не оставило никаких сомнений. Предводитель Молодежи, Толстый Мальчик и Безобразная Девочка подталкивали к Целителю Верой Ветхого Человека. Это были пятидесятники! Зеленый Рыцарь опустил шест на дно ладьи, сжал руки в перчатках на рукояти Мортибуса и, взмахнув чудесным лезвием, описал позади себя широкую горизонтальную арку. И замер.
Толпа опять принялась выть и стенать. Целитель, зажмурив глаза, обхватил безволосую голову Ветхого Человека и стал бешено перебирать пальцами, словно определяя, что это у него в руках. И вдруг остановился.
— Исус говорит мне, что здесь боль, — триумфально завопил Целитель и ткнул Ветхого Человека в поросшее бородой горло. — Слышу ли я голос Исуса Истинного?
— Да, здесь боль, — поспешил согласиться Ветхий Человек. Тычок Целителя явно причинил ему боль.
Гам толпы усилился, когда Целитель поднялся перед Ветхим Человеком и вдруг забился в конвульсиях. С того места, где стоял Зеленый Рыцарь, казалось, что Целитель душит Ветхого Человека и что тело его сотрясают мощные электрические разряды.
