Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
– По-моему, мимо.
– Мне кажется, я его ранил.
– Это всё?
– Нет.
– Сейчас угадаю. Ты тоже проголодалась.
– Да. И состояние такое.
– Какое?
– Человекообразное.
– А мне что делать? Чувствую себя приматом рядом с такой красотой.
– Ты люби меня… Этого достаточно, чтобы женщина была красива.
– То есть омлет ты сделаешь сама? – смотрел я на пальто, которое легло на полу. Оно спало и косило под человека.
– Ты же не был ещё на кухне. Там есть вещи покруче яиц с молоком, – стала Алиса выбираться из моих объятий на волю.
– Какие ножки, – давился я её красотой.
– Какие?
– Точёные. Зачем же ты их в тапочки?
– Либо ты мне даришь туфли на высоком каблуке, либо я из тебя делаю подкаблучника.
– Я хотел подарить тебе машину.
– Туфлей будет достаточно. Ну, ты встаешь или нет? – пыталась стянуть она меня за штаны с кровати.
* * *
– Привет. Узнал?
– Марина? Какими судьбами?
– Извини что звоню, – улыбнулась она кротко не пойми чему. – Мне Роза сказала, что у тебя отец болен, – говорила Марина, стоя у окна, где океан горизонта волновался зелёными равнинами и переливался торчащими гребнями высоких холмов и колючими клочками перелесков. Бакенбарды ждали бурной весны.
– Да. Лечу.
– А что с ним?
– Уже лучше.
– Ладно, если не хочешь говорить. Как твоя семейная жизнь? – неожиданно в равнинах появилось озеро. Там ещё стоял лёд, и видны были стайки рыбаков на белой эмалированной поверхности водоёма.
– Руины.
– Что так? – билась об лёд свежепойманной рыбой Марина.
– Так.
– Судя по вашему роману, такая любовь была, – не смогла обуздать свою ехидну Марина.
– Ты что, за литературу взялась? – не понравился Максиму её тон.
– Да, вашу читала. Всю дорогу читала. Я же говорила тебе, что скопировала всю вашу переписку.
– Ты сумасшедшая, – «баба», добавил про себя Максим.
– Ещё бы, представляешь, что ты потерял, – никак не могла прогнать ехидну Марина.
– Тебя это развлекло, я надеюсь? – почувствовал пустоту и никчёмность разговора Макс.
– Так ты развёлся?
– Да, живу теперь с отцом.
– Как он? – снова коснулась она этого вопроса.
– Лучше, чем в клинике. Он борец.
– Чем лечишь его?
– Народными средствами, – пытался отмахнуться Макс, но потом смягчился. – Взяли на вооружение одну методику. Голодание хорошо помогает.
– Тяжело, наверное? – начало отпускать былое Марину.
– Справляемся. Много гуляем, много говорим.
– Ты тоже молодец.
– Не знаю. С переменным успехом. Поначалу было тяжко. Страшно.
– За него переживал, наверное. Я понимаю.
– Да. Но больше всего я боялся, я всё время боялся, что не успею с ним наговориться. Живёшь с человеком рядом, а знаешь о нём так мало.
– Что не позвонил мне.
– Ты была вне зоны, – вспомнил Максим кошмары одной ночи. – Ждал, пока ты позвонишь, – пошутил Макс.
– Ну, привет ему и здоровья. Мне кажется, я поняла, почему мы разошлись.
– Почему?
– Потому что я была дурой. И никак не хотела бороться с этим комплексом, – встретилась взглядом с проводницей Марина, та затеяла уборку вагона.
– А может, я – дурак.
– Нет, ты всегда был умный, а я самой большой глупостью твоей жизни.
– Откуда вдруг взялся такой самокретинизм? – выдумал я новое слово в надежде на понимание.
– Критиковать больше некого. Разве что сына.
– Не надо, этим ты его оттолкнёшь от себя.
– Надеюсь, в твою сторону, – перешла к другому окну Марина, чтобы не мешать уборке. Там было тоже самое: бесконечное тело Родины.
– Как у тебя сейчас?
– Одна. К матери еду.
– Ну, привет ей, – вспомнил я почему-то Катю с мухобойкой и усмехнулся.
– Хорошо, передам.
– Однолюбка?
– Одномаринка.
– Зря, ты же красивая. Надо было. Хотя бы назло. Надо было попробовать. Кого-нибудь.
– Нет, я подожду.
– Кого?
– А ты не догадываешься? – Связь вновь оборвалась неожиданно, будто поезду надоело и он вышел из зоны влияния старого, унося к новому, которого, возможно, и нет вовсе.
Я зашла в купе, закрыла дверь и посмотрела на себя в зеркало на двери. Иногда я ненавидела сама себя, но редко, только когда лицемерила, обманывала или курила от нечего делать. Сигарет с собой не было. Тома спала. Я смотрела на телефон. Мне захотелось услышать ответ. На экране снова появилась горка делений, Марина поторопилась набрать номер, пока та не растаяла. Она взобралась на неё. Ей было не страшно, пусть даже она неслась в самую пропасть.
* * *
Дождь тёрся влажной щекой о стекло. Настроение свернулось, пытаясь сохранить тепло. Оно боялось отсыреть и испортиться вслед за погодой. Будто сигнализация, среагировав на это безобразие, запел телефон. Он бодрился, но голос у Максима был грустным. Когда Марина его услышала, ей вдруг сразу же захотелось стать той телефонной трубкой, которую он сейчас прижимал к щетинистой своей щеке.
Окно посмотрело на неё заплаканным лицом. Длинные мокрые строчки тянулись по его стеклянным зрачкам, те были затянуты серой осенью. Читать чьи-то слёзы – значит, копить свои. Она не знала, чем его утешить, разве что сварить ему суп.
Марина вспомнила, как она просыпалась посреди ночи и чувствовала себя ещё более одинокой, глядя на сбежавшее на пол одеяло.
– Этот день отдавал свечами, тортом и гостями, он отдавал, а я не хотела брать, я не хотела брать, потому что взять у него означало выйти за границы сорокалетия.
– Какой странный вечер, ни одного мужчины. Так непривычно быть разведённой.
– У меня ипохондрия.
– А что это такое? Ипохондрия?
– Когда очень хочется начать новую жизнь, хочется уехать в другую страну и ты срываешься туда или хотя бы в Тулу, через несколько дней тебе хочется там остаться, через две недели ты вспоминаешь про свой самовар, начинаешь скучать по нему, писать нечаянные нежные письма, после третьего письма, не получив ответа, ты проклинаешь его, тебе не хватает сахара в крови, и ты уже места себе не находишь, того самого места, чтобы дотянуться до него и надрать ему задницу за такое поведение.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
