Елки-палки, лютики, ромашки! Юбилей — не мед со стороны. Мне купили сорок три рубашки, Вместо чтоб купить одни штаны…
Приключеньям счет на миллиарды! Только дурни верят в чудеса. Постригуся я как шар бильярдный, Вместо чтобы красить волоса…
Все посмеялись и посмотрели на Нилку. Тот сказал:
— Спасибо. Очень хорошая песня… — Опустился перед костром на корточки и всхлипнул.
Борис быстро сел рядом.
— Нил. Выкладывай…
Тогда прорвались у Нилки слезы. И прорвалась правда:
— Вы же ничего не знаете!.. Пришло разрешение из ОВИРа… Мама говорит: "Будем с'собираться…" То запрещение было неправильное, его отменили. И теперь — пожалуйста!..
Всех будто придавило. Слава — тот, конечно, не знал про ОВИР и планы Нилкиных родителей, но сразу понял главное. Федя и Оля сели рядом с Нилкой и Борисом. Что тут скажешь, чем утешишь? Мальчишку ведь не спросят, взяли да повезли… А они как без Нилки? Вот тебе и "Табурет"…
Слава, уткнувшись подбородком в гриф гитары, сказал:
— Вот оно, значит, что. Ребенка увозят в райские края, а он не понимает своего счастья.
Нилка рывком повернул к нему мокрое лицо:
— На фига мне такое счастье!
— Детский безрассудный идеализм, полагающий, что дружба превыше материальных благ… — печально подвел итог Слава.
А Федя спросил безнадежно:
— Может, родители еще передумают?
Нилка обвел всех сырыми глазами. Шевельнул под свитером колючим плечом.
— Ну, теперь-то с'само собой… Уже передумали. Но какой с'скандал мне пришлось устроить…
Все качнулись к нему — обрадованно, недоверчиво:
— Нил, правда?
— Не поедете?
— Неужели тебя послушали?
— Да, но чего мне это с'стоило! Я ревел и орал с самого утра… Вы еще не знаете, как я умею… Думаете, я правда, что ли, из-за с'свитера застрял…
Оля опять спросила с опасливой радостью:
— Неужели тебя послушали? Это точно?
Нилка шмыгнул носом, улыбнулся сквозь слезы:
— Папа сказал: "Видишь, мать, что получается. На детских слезах счастья не построишь…" Мама, конечно, говорила, что я глупый и папа тоже глупый, но потом… с'смирилась.
— С'слава Богу, — без насмешки, от души сказал Борис.
И Нилка не обиделся. Он улыбался все веселее:
— Знаете, какое я поставил ус'словие? Говорю, если хотите ехать, тогда забирайте всех! Весь "Табурет". Ус'сыновляйте! Папа засмеялся и говорит: это затруднительно…
— Тем более, что меня невозможно усыновить, — заметила Оля. — Удочерить — это еще туда-сюда…
Нилка посерьезнел:
— Папа бы не отказался, наверно. Он про тебя говорит: "Какая талантливая девочка"…
— Чего ты выдумываешь, — смутилась Оля.
— Не выдумываю. Это после того, как он пленки посмотрел.
Все вспомнили, как Нилкин отец заходил к ним в гараж и смотрел уже готовые части фильма. И хвалил, как умело и остроумно смонтированы эпизоды. Оля тогда стеснялась, кусала костяшки пальцев, но потом все-таки попросила: "Аркадий Сергеевич, может быть, вы нам посоветуете что-нибудь? Ну, такое… профессиональное…"
Он и правда кое-что посоветовал. Но не много. Сказал, что у них, у "табуретовцев", свое видение мира. "Боюсь неуклюже вломиться в ваш стеклянный город…"
— А еще он обещал дать нам кассетник, чтобы озвучить фильм, — сказал Нилка.
Все чересчур громко обрадовались. Потому что тревога не исчезла совсем и ее старались прогнать лишним шумом. Пришла на помощь и погода. Зябкий ветерок утих, последние клочки облаков улетели, и солнце обрадованно обрушило с высоты густой июльский жар.
— Ух… — Нилка стянул через голову свитер.
— Э, Нилушка, — забеспокоился Слава. — А как насчет "Огуречного мальчика"-то? Попозируешь чуток?
— Ну, пожалуйста! С'сейчас?
— Сперва на колокольню! — весело скомандовала Оля.
