Машина тронулась. В этот раз водитель с ними не разговаривал, а хмуро смотрел на дорогу, нервно дергая руль. От этого машина часто виляла из стороны в сторону и ехать было некомфортно. За окном уже во всю шел дождь. От этого внутри автомобиля стало уютно и клонило в сон. Вера сначала смотрела за окно, затем засопела и, уткнувшись в руку Дмитрия, задремала. Он еще раз ее оглядел и подумал:
«Может, меня и тянет к ней из-за этого непонятного, животного? Может, такие, как она, и есть самые сильные женщины, самые живучие? Способные на самое сильное потомство? Мы как две противоположности – притягиваемся друг к другу. А качок? С ним-то как быть? Да я и сам на баб всяких смотрю все время – и ничего. Так что все мы люди, все мы человеки. Кто не без греха?».
Вера тихо сопела ему в руку. Дмитрий смотрел в окно на мелькающие рядом деревья и слушал дождь, монотонно бьющий по стеклу. Через несколько минут он заснул. Водитель вырулил на основную дорогу и встал в пробку. До дома они доехали через несколько часов.
Вера собрала вещи быстро. Их у нее было немного – одна небольшая сумка. Перед выходом Дмитрий долго проверял все розетки и выключенные электроприборы. Сказывалось нервное напряжение – все-таки уезжала его любимая женщина. И было не понятно, насколько: на месяц, на год, а может и вовсе – навсегда.
– Ну хватит уже! Проверил все, – услышал он из коридора раздраженный голос Веры.
– Да это я так…, – ему вдруг стало стыдно.
– Один раз посмотрел – и все. А то ходит, по десять раз пересчитывает. Невротик!
– Привычка.
– Невроз это, а не привычка! Пить меньше надо!
– Скорее нервничать, – неумело оправдывался Дмитрий.
Вера говорила, как хозяйка, и это нравилось Дмитрию. Он еще раз пробежался по дому и пересчитал все розетки. Затем закрыл на ключ дверь, несколько раз дернул за ручку и выбежал к лифту, где его ждала Вера.
В аэропорт он решил ехать сам – не хотел брать такси. Не хотел всю дорогу молчать и стесняться водителя. Наоборот – ему хотелось говорить с Верой, каждую оставшуюся минуту, каждую секунду. Он боялся, что еще долго не увидит ее, боялся, что она опять перестанет брать трубку и исчезнет из его жизни. Он понимал – есть только сегодня, вернее, даже час, и он хочет провести этот час с ней наедине.
Дорога в аэропорт заняла всего двадцать минут – улицы были свободны. Вера все время рассказывала про свою карьеру. Говорила о том, что ей скоро дадут корпоративный автомобиль. Что она давно об этом мечтала. Затем рассказала про какой-то тренинг во Флоренции, а потом – про немца, который к ним должен приехать. Еще про автошколу, но ни слова о нем. Дмитрию стало грустно, даже немного больно, будто в груди что-то защемило и дышать стало тяжело. Между ним и Верой снова появлялась бездна непонимания. Он вдруг не выдержал и спросил:
– А как же я?
– Что ты? – не поняла Вера.
– Ну, ты, когда обратно? Сюда, то есть? Ты же сама хотела и… в горы.
– А… при первой возможности. Я же тебя люблю! – внезапно сказала она. Быстро и резко, будто боясь, что кто-нибудь услышит.
– Я тоже, – тихо произнес Дмитрий.
– А ты как думаешь, что лучше – Тойота или Форд? Говорят, Тойота надежнее. Все-таки японцы, а форды эти у нас собирают.
Никогда еще Дмитрий не слышал подобного признания в любви и сам – никогда так не признавался. Казалось – они обсуждают не свои отношения, такие важные для Дмитрия, а какую-то хозяйственную формальность. Фраза «Я же тебя люблю» была сказана словно «Подай мне эту тарелку» или «Протяни мне чайник», но явно не так, как Дмитрий хотел ее слышать. Он понимал, что действительно любящие люди говорят об этом по-другому, совсем не так, как Вера. От этого становилось грустно и хотелось исчезнуть, куда-нибудь провалиться и все это забыть. За окном усиливался дождь, и дворники машины работали все чаще. Дмитрий смотрел на них, на струйки воды, сливающиеся по стеклу и от этого ему самому захотелось плакать. Вера все говорила и говорила, но он уже ее не слушал.
На паспортном контроле скопилась огромная очередь. Вера все время проверяла вещи – боялась что-нибудь забыть. Дмитрий стоял рядом и разглядывал полную женщину, державшую на руках маленького пуделя. Тот лизал ей пальцы. Женщина иногда вынимала из сумки еду и засовывала собаке в рот. Какие-то специальные батончики для собак. Видимо, западные. После этого пудель тявкал, хотя и продолжал трястись в толстых мягких некрасивых руках.
– Скушай, Рыжик, не бойся, мамочка с тобой. Не бойся, мой мальчик! – и она чмокнула пуделя в нос и потрясла в руках, словно куклу.
Внезапно Дмитрий представил себя пуделем в руках у Веры – она гладила его по седым, но все еще густым волосам и что-то приговаривала, а он называл ее «мамочкой» и лизал ей тонкие пальцы. После этого она кормила его каким-то собачьим кормом и целовала в макушку. А он, весь сжимаясь, рабски смотрел ей в глаза и поглаживал руку.
«Может, я и есть для нее пудель, не больше. А она словно моя хозяйка – только вот не в доме, а в жизни», – думал он.
Последнее сравнение показалось ему очень уместным. И даже расставило в его голове все на свои места – то, что он не мог понять раньше, вдруг стало ясным и очевидным: Вера – садист, а он – мазохист. К последним, впрочем, Дмитрий относился плохо и их презирал. Но отрицать такую модель с Верой было не верно, слишком уж она прослеживалась и в их отношениях.
«Но ведь мазохисты кайфуют, а я – нет. Это же другое. Я же – мучаюсь! – рассуждал он, глядя на Веру. – Я же страдаю!»
– Все, мне пора! Целую, – внезапно сказала Вера и чмокнула его в щеку. – Не скучай!
– Не буду. До встречи! – он помолчал и как-то неуместно добавил: – Любимая…
– До встречи!
Она развернулась и быстрым шагом направилась на посадку. Через несколько секунд он потерял ее из вида. Затем он повернулся и пошел к выходу. Подходя к своей машине, Дмитрий вдруг услышал собачий визг – какая-то дворняга, коих ходило множество перед аэропортом, попала под машину. Потом – матерная ругань какого-то казаха, а после – рев мотора уезжающего авто. Он завел машину и проехал рядом с местом, откуда слышал визг животного. На обочине лежала мертвая собака. Ее голова больше походила на лопнувший мяч – по ней проехала машина. Дмитрий решил в этот раз не останавливаться.
«Еще один знак! – мелькнуло у него в голове. – Плохой знак! Может быть, настало время все закончить»
Он прибавил газ и через полчаса был дома.
Вечером позвонила жена:
– Ты где? То есть, что с тобой? Я неделю не могу до тебя дозвониться? Ты жив?
– Да, все хорошо, – безразлично сказал он.
Жена почувствовала тон ответа и обозлилась.
– Так почему ты не отвечаешь? Ты хочешь, чтобы я сошла с ума?! Ты этого хочешь?
– Нет, просто я был занят.
Дмитрий понимал, что жена чувствует его вранье.
