Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 157
Есть и буду всегда непременным и покорнейшим слугою.
Матвей Платов.
20 июля 1812 года.
На марше. Николаев».
IV
«Милостивый государь мой,
Алексей Петрович!
Уведомление вашего превосходительства, за № 406, я получил, что армия остановилась в Семлеве и располагается там пробыть в
завтрашний день: сие меня удивило, ибо неприятеля веду я перестрелкою на плечах, который авангардом своим прошел уже Славново, откуда я послал сего утра к вам уведомление. Я теперь ретируюсь перестрелкою и буду примерно от Славнова в 8 верстах, у моста и находящегося болота по обеим сторонам, удерживать неприятеля всячески, ежели он не собьет меня своими орудиями и не навалится большими колоннами пехоты. В случае же его усиливания принужден буду отступить еще 8 верст, чтобы сблизиться к генерал-лейтенанту Уварову верст за пять, и тут, быть может, не удержу ли неприятеля, тем более что приходить будет к тому времени и вечер. Но ежели вы сего вечера с армией из Семлева не выступите, то я не отвечаю за завтрашнее утро, чтобы не привести к вам неприятеля весьма близко, ибо мне нечего будет делать, потому что неприятель идет одною большою дорогой с великими силами. И потому я и прошу доложить главнокомандующему, что весьма нужно было армии выступить сего вечера, дабы прибыть утром к Вязьме.
Я, по долгу моему, обязан доложить. Надобно ведь место смотреть, и нужно распорядиться, где войско построить, а на это остается только время на один завтрашний день, а много после завтра утро, в рассуждение скорого следования неприятеля по сей дороге.
С левого фланга моего до армии князя Багратиона есть у меня связь, и неприятель там не следует вблизи. На правом же моем фланге, за корпусом генерал-лейтенанта Багговута, офицер Наумов, возвратясь, донес, что и там неприятель вблизи не следует, а по дороге, по которой я следую, неприятель идет в большом количестве.
На сие мое донесение я буду ожидать скорейшего от вас уведомления.
Честь имею быть с отличным почтением вашего превосходительства покорный слуга
Матвей Платов.
Четверть четвертого часа пополудни.
14 августа, 1812 г.».
V
«Я вашему превосходительству настояще и подробно объяснить не могу о случившемся жестоком в нынешний день сражении, у селения Рыбки, при речке Осма, с 11-го часу по утру до шестого часу по полудни, при самом вечере окончившемся, а скажу только то, что оно уступает одной только баталии кровопролитной.
Божескою милостью и храбростью российских воинов удержал сильный корпус неприятельский, о котором подтвердят и пленные, взятые нами, коих я не считал, но есть довольное число. С нашей стороны убитых и раненых также довольное число всех полков; артиллерия вся была от меня употреблена; в других орудиях и зарядов уже недостало, ибо неприятельских орудий больше гораздо было в действии против нас. Перескажет о сем сей податель, господин полковник Шнерберг, который был повсюду очевидец. Я поспешаю только о том дать знать, что неприятель силен, и не знаю, что будет завтра с моим авангардом. Но скажу и то, что я буду делать то против его, что знаю. А ваше дело распоряжаться армией, как его принять. Это не реляция, а поспешное мое уведомление о жестоком неприятельском на меня нападении, и за сведение даю вам знать, что я во всех сражениях, прошедших от 16 июня по сие число, столько не потерял убитыми и ранеными донских офицеров и казаков, сколько сего дня, ибо шесть раз на сильную кавалерию неприятельскую ходили в атаку до самых пушек и с регулярными полками, находящимися с Розеном. Егери все были в сильном огне, словом сказать, дрались отчаянно, и участь авангарда была на волоске. Я много доволен храбростью и неутомимыми трудами генерал-майоров Розина и Иловайского пятого.
Вашего превосходительства покорнейший слуга
Матвей Платов.
15 августа 1812 г. Селение Семлево».
VI
«Дислокации на сей 16-й день и уведомление ваше об отступлении я получил, и по оному исполняться будет. А вчерашний выговор мне, что я сближаюсь к армии будто от одного авангарда малого неприятельского, чуть было не сразил до болезни. Теперь видите, что я прав. Если б я не брал своих мер, давно бы егери и орудия были в неприятельских руках. Где было можно, не довольно удерживал, даже скрутя голову, дрался отчаянно.
Покорнейший слуга
Матвей Платов».
После сделанного отступления возвратимся опять к запискам Ермолова.
«…Отступая от Смоленска, сделал я распоряжение, чтобы все раненые, в Вязьме находившиеся, препровождены были далее, и, по настоятельному требованию главного по медицинской части инспектора Виллие, должен я был давать направление и 2-й армии раненым, дабы бесполезно не стеснялись они на одной дороге, и так для 1-й армии раненых назначена дорога на Волоколамск и по обстоятельствам далее в Тверь, для 2-й армии на Мещовск, Масальск, Калугу и далее в Рязань. Москве, столице устрашенной и уже трепещущей, не должен я был дать неприятное зрелище нескольких тысяч страждущих.
В селение Царево Займище прибыл князь Кутузов и принял начальство над 1-ю и 2-ю западными армиями. Кончено несогласие командующих оными, водворилось единоначалие».
Здесь, кажется, место напомнить читателям рассказ Давыдова о письмах Ермолова к государю, о которых выше было упомянуто.
«Письма, писанные им государю в начале Отечественной войны, вследствие особого повеления его величества и чрезвычайных обстоятельств, в коих находилось в то время наше отечество, послужили, как известно, поводом его врагам к изобретению всевозможных на него клевет; его обвиняли в том, что он писал государю письма, в коих будто бы старался поколебать доверие его величества к лицам, казавшимся для него опасными. Я, по крайней мере, не встречал таковых; но, сколько мне известно, письма его, большую часть которых я имел возможность прочесть, заключают в себе лишь довольно резкие указания на некоторые ошибки Барклая, на малое доверие, внушенное им к себе войскам, на необходимость в единоначалии и на действия генерала Эртеля. Эти письма были даны в оригиналах государем Кутузову, при отправлении сего последнего в армию. Кутузов, всегда любивший, особенно во время отступления своего из Баварии, Ермолова, называемого потому Fenfant gate du general, стал с этого времени обнаруживать к нему холодность и недоверчивость, которые еще более усилились во время Отечественной войны, благодаря окружающим светлейшего; известны старания сих последних не допускать Ермолова, коему они завидовали, действовать самостоятельно и умалчивать, по возможности, о нем в реляциях. По смерти Кутузова эти письма перешли к Барклаю; его окружающие, принадлежавшие большею частью к партии, которую Ермолов жестоко преследовал своими насмешками, и потому ненавидевшие его, воспользовались этими письмами, чтоб окончательно восстановить против него Михайла Богдановича, который не упускал впоследствии случая ему, по возможности, вредить[52].
Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 157
