Но здесь как со СПИДом. Достаточно раза. И хоть заоправдывайся, что с предыдущими девяносто девятью бабами все было норм.
Я прихлопнул на шее комара, болючий, скотина.
Мысль, что навсегда остались без Бориса, всколыхнула сознание, но вовремя вспомнил, что теперь мы не дети, под строгим сенсейством Бориса взматерели, теперь есть неплохой шанс выжить, наших мозгов все же хватило взять с собой снаряжение. Я стиснул ремень, что держит на спине плазму, губы сжались в злую нить.
Хлоп! Катя даванула комара на тыле ладошки.
Я вдруг заметил, что хруст песка и каменных зерен под подошвами обрел неприятную примесь, будто наступаю на что-то склизкое, скользкое, я придержал Катю, мы не поскользнулись только потому, что ухватились друг за друга.
Приподнимаю ботинок, взглянуть на подошву.
Протектор влажный, блестящий, черно-серая грязь, из нее торчат сотни комариных крылышек.
Лишь сейчас я обратил внимание на соседние плиты, на стены и потолок во всем туннеле.
Комары. Целые поля комаров, плотные, как ковровый ворс, на каждой плите густая щетина мелких тварей, серых как плиты, поэтому не разглядеть, если не сконцентрироваться. Весь коридор в сером мхе насекомых. И если эта масса сорвется с камней разом, хлынет на нас…
Крадемся назад, как по заминированной земле, по своим следам, где сверкает давленная комарья каша, стараясь не задеть комариков, что по берегам отпечатков. Носатые вампиры-одиночки бзыкают вокруг нас, кусают, боль как от пчелиных жал, но не давлю, боюсь спровоцировать всю эскадрилью.
Опора под ногами резко просела, Катя вскрикнула, проваливаемся, пальцы инстинктивно хватают воздух вокруг, уцепились за что-то, картинка перед глазами дернулась и замерла, покачивается. Я повис на сухом корне, он растет из стены, а на ноге висит, как на лиане, Катя.
Плитопад отгрохотал, и ногу отпустило, Катя спрыгнула, тут невысоко, сползаю по корню, кулаки сжимают конец, и я тоже спрыгиваю.
Мы в зале высотой в два этажа, площадью со школьный спортзал, глухо как в танке, если не считать люк в потолке, откуда мы упали. Над дырой уже клубятся жужжащие тучи, разбухающие шары насекомых, тесня друг друга, вдавливаются в темный каменный капкан.
– Бежим!
Я рванул Катю за руку, утягивая вглубь. Остановились в центре.
– Тупики везде! – паникует она.
– Поправимо.
Со спины в ладони спрыгивает плазмаган, предохранитель щелчком благословил, комариный гул вжимается в стены ревом реактора. Нажатием на гашетку срываю с поводка красную змейку, она разрывает дальнюю стену, словно крысу на кровавые ошметки.
Под потолком пелена комаров, вот-вот накроет смертельным смогом. Мы рванули к горячей пробоине, когда осколки взрыва еще не отстреляли, но к нашему ужасу из свежей дыры вслед за бутонами огня повалили еще более тяжелые и завывающие тонны комаров!
Пятимся, страх вертит нас в центре зала, мозг в осаде понимания: весь каменный ящик утоплен в комарое как «Титаник» в пучине океана. Сейчас сомкнется кровососущий купол, одежда утыкана сотнями маленьких злых поршней.
– Катя, смотри!
Тычу в боковую стену, едва веря в удачу. Из трещины растет корень, такой же, что спас при падении. На одном из корешков блестит тугими полушариями овальная серая ягода.
Каменная слива!
В торбе Бориса, он говорил, есть три камнесливы, ягода чрезвычайно редкая. Созревает около сотни лет, накапливая сок камня. Абсурд, но звучит. Сока в камнях как молока в птицах, отсюда и астрономический срок созревания. Но главное – если выпить глоток сока, кровь мгновенно превращается в гремучую смесь, которую комары и их лорд комарок не переносят на дух. Крылатые вампы облетают стороной, есть шанс убежать, но длится эффект недолго.
Искра ликования потухла, я осознал, что нас двое, а ягода одна.
Катя метнулась к стене. Сомкнувшееся полотно роя под ее напором порвалось, но «лоскуты» ее облепили, под их террором Катя врезалась в корень, пальцы с дрожью тянутся к сливе, ягода исчезает в кулачке. Челюсти девушки заработали яростно, слышу чавканье, хлюпанье, комариная мгла сгустилась, гул будто внутри колокола, а по нему лупят пулеметы. Катю сделали черным силуэтом с вибрирующими краями, глухой, искаженный роем крик, Катя крутится как смерч, пытаясь стряхнуть и закутаться в плащ с головой.
И вдруг комары слетели с Кати разом, словно взорвался черным пухом гигантский одуванчик, вокруг Кати сфера пустоты.
Она нерешительно разгибается, сквозь тонированный шар вижу перекошенное лицо, припухшее, красное, в кровавых веснушках, веко не поднимается.
Взгляды сплелись в хрупкую цепочку.
А если бы сливу сорвал я? Отдал бы? Не знаю. Но чувствую себя кинутым. Хотя все равно кто-то должен был остаться за бортом, а времени играть в благородство не было, счет шел на секунды, но…
Катя, неужели даже не попытаешься меня…
Крикни хоть что-то!
Тьма комароя вокруг меня все гуще, я как в цистерне с нефтью, мокрый, словно окатили из ведра ледяной водой, сердце бьется так, что у него есть шансы убить меня прежде, чем я захлебнусь комарами. Сквозь летучую черную жижу успеваю заметить, что Катя бежит к выходу, который прострелил я, кровожадные тучи шарахаются от нее как от чумы. Катя ныряет в дыру, но этого уже не вижу, масса комаров видеть дальше не позволяет, уши вот-вот лопнут от жуткого гула, в нем даже рев пушки растворился как сыр в кипящей смоле.
Арх, пусть это будет быстро и легко, прошу…
Ну же, сознание, потеряйся, чтоб тебя! Неужели я такой стойкий?! Видел же, как комарой убивает, сотни тысяч насосов выкачивают из тела кровь за время одного вдоха, боль адская, сейчас узнаю, что такое гореть на костре как Джордано Бруно…
Но изнывающая от жажды чернота вдруг отхлынула метра на три, стало светлее, обнажились плиты пола, трещины, сточенные веками булыжники, сморщенные корни, плодоносящие столь нужными сейчас серыми сливами гораздо реже, чем хотелось бы…
Не пойму, в чем дело, озираюсь, колени дрожат, вокруг просторный колодец с черными волнующимися призраками стен, тошнотворный вой по-прежнему дает понять, что живым не уйду. А мертвым – тем более.
Напротив меня из тумана комаров выплывает человекоподобная фигура, и мои ноги превращаются в вату, задница ударяется о пол, почти не чувствую, ноги отталкивают назад, взгляд мой буквально засасывает сила, что исходит из глубины пустых черных глазниц. Он медленно шагает ко мне.
Тело скрыто под белым балахоном в кляксах свежей крови, от рябиновых крапинок до сочных лепех и осьминогов, их «щупальца» сползают с краев халата на камни кровавыми мазками. Из-под ткани видны лишь пятнистые кисти, пальцы длинные, сильные, черные ножи когтей, на пястях такие же черные шипы. Вместо волос саблевидные иглы, лежат друг на друге, как у дикобраза, а лицо под стальной маской, похожа на личину киношного Хищника, но глазницы больше, из них, как дым из труб, валят комары, нос и рот слились в длинную кривую иглу, загнута вниз, на ней блестит кровь, с кончика падают капельки.
