Мы говорили радостно, поскольку все время узнавали друг о друге что-то новое, и это новое казалось невероятно интересным и важным, как всегда бывает у людей, которые стоят на пороге любви и уже приготовились сделать шаг за этот порог. Мы говорили жадно, как люди, истосковавшиеся по пониманию.
Я как-то очень быстро и легко убедил себя в том, что наш роман уже начался, и после кофе слегка обнял Алину и даже поцеловал. Почему-то в глаза…
Она не удивилась. И когда я положил ей на колено руку, не убрала. Смотрела Алина безмятежно и заинтересованно. Мне даже показалось, что она не изучает себя в моих глазах, как это делали другие: она и так все про себя знала, и я совершенно был ей не нужен в качестве зеркала.
Я обожаю эти мгновения, когда совершенно ясно, что бежать от любви поздно и некуда, но сама любовь ещё не началась. В эти мгновения возникает прекрасная иллюзия: ты стал хозяином будущего, ведь тебе совершенно точно известно, что произойдет через какие-нибудь несколько минут.
Алина вдруг как-то очень по-театральному потерла виски – так плохие актрисы изображают, будто вспомнили что-то важное – и сказала:
– Мой муж… – она посмотрела мне прямо в глаза и почему-то улыбнулась. – Да, кстати, у меня есть муж, называется Сергей… Так вот он считает, – она неожиданно замолчала. – Тьфу ты, черт, совершенно забыла, что я хотела сказать.
Да понятно, Алиночка дорогая, что ты хотела сказать. Ты хотела сказать, что у тебя есть муж. И что? Соблюдая неясные рамки приличий, я не буду, конечно, говорить этого вслух, но меня твое сообщение совсем не огорчило. Не скажу, что обрадовало, но не огорчило. Я как-то сразу понял, что твой муж не имеет отношения к делу, так же как, впрочем, и моя жена. Ты сообщила о муже для очистки совести – очень хорошо. Я про свою жену сообщать не стану: во-первых, мою совесть уже вряд ли очистишь, тем более словами, а, во-вторых, ты ведь, Алина, – журналистка, и про наличие у меня жены, наверняка, знаешь и так. И раз тебя это не останавливает, значит, опять же – все хорошо.
То, что у Алины есть почти взрослая дочь – меня как раз порадовало и очень. Потому что если у женщины в таком возрасте нет детей, она на любого мужчину смотрит, как на производителя. А мне это совсем не интересно.
– Послушай, – произнес я тоном человека, которого вдруг осенила важная, и, одновременно, прекрасная мысль. – У меня в машине есть буклет нашего театра, я хочу тебе подарить, может, пригодится для статьи?
Она посмотрела на меня совершенно серьезно, и тени улыбки не было в ее глазищах:
– Мне тоже очень не хочется с тобой расставаться, – произнесла она без вздоха. Естественно произнесла, и это было чудесно!
Мы целовались в машине долго и с приятностью.
Потом я проводил Алину до ее автомобиля, сел в него, конечно, и мы опять стали целоваться.
Вдруг Алина безо всякого предупреждения куда-то поехала.
– Чегой-то? – спросил я.
– Просто покатаемся. Не возражаешь?
Конечно, я не возражал. Алина вела машину по-мужски уверенно и по-женски вежливо.
А когда я уже ехал домой, я зачем-то повторял, как заклинанье:
– Эту женщину я никому не отдам. Эту женщину я никому не отдам.
Как будто на нее претендовала армия любовников.
Когда я подошел к подъезду, зазвонил мобильник.
– Это я, – услышал я голос Алины, который теперь казался мне невероятно сексуальным. – Я хочу тебе сказать, что теперь я у тебя есть. Помни, пожалуйста, об этом.
– И я – у тебя, – вякнул я.
– Спасибо тебе за сегодняшний вечер. Спокойной ночи.
Дома все спали.
Я пошел на кухню, поставил чайник. Открыл холодильник, достал сыр, зачем-то отрезал себе кусок, потом еще один… Я все делал абсолютно механически, на автопилоте, а в голове моей жили, повторяясь, только две мысли: «Я ее никому не отдам», и «Сегодня был очень важный день в моей жизни, день, который ведет к счастью». Почему я так решил – не знаю. Но это было важное и твердое решение, которое строилось на абсолютной истинности и правоте чувства.
Я вошел в свой кабинет и вспомнил, что завтра у меня вторая репетиция «Гамлета». Не знаю, был ли я к ней готов, но я лег спать в твердой уверенности, что пройдет она блестяще и спектакль у меня точно получится гениальный.
х х х
На одной из репетиций Игорек – мой молодой, не до конца разумный, но зато очень энергичный актер, а энергия в наше время важнее всего остального, даже когда речь идет о роли Гамлета… Так вот Игорек спросил на одной из репетиций:
– Я тут это… Не понимаю типа. Ну, потому что, если Гамлет за власть борется, тогда, вроде того – нет вопросов. Потому что власть там… деньги… то да сё… Это все хотят, все понятно, – базара нет… Извините… В смысле, без вопросов. Ну, вот… Короче… А если Гамлет просто мстит из-за собственной паскудности… Извините… Я имею в виду из-за вздорного характера если мстит просто – то это как вообще? Как-то мне кажется, это зрителю будет не до конца типа ясно.
Мой Игорек принадлежит к той категории актеров, которые очень любят задавать вопросы, а вот ответы получать им вовсе не обязательно. Они задают вопросы не для того, чтобы им ответили, а для того, чтобы возвеличиться в собственных глазах. Ответы их, в общем, не волнуют. Но главное даже не это, а то, что ни их вопросы, ни мои ответы вовсе никак не влияют на конечный результат – сыгранную роль.
К нашему общему с Игорем удовольствию и удовлетворению я ответил ему нечто неясно-умное, другие артисты тоже слушали внимательно. Они продолжали о чем-то говорить и даже, по-моему, спорить. А я задумался… И вовсе не о том, о чем они говорили и спорили.
Женщины водят машины гораздо лучше мужчин. Скоро ты сам сядешь за руль и в этом убедишься. Тут дело даже не в том, что они более внимательны и вежливы (хотя, конечно, они более внимательны и вежливы), и все-таки главное в другом. Женщины – в отличие от нас, мужиков, – умеют разглядеть в других водителях – людей. Понимаешь, что это значит? Как-то у них получается, – поставить себя на место другого, войти в его положение.
Вот, скажем, разворачивается длиннющий грузовик с прицепом, перегородив собой улицу. Пацаны всех возрастов ему, понятно, давай сигналить, еще окно не поленятся открыть, чтобы гадость какую крикнуть. А женщина сидит себе тихонечко, думает: «Как же тяжко, наверное, водителю грузовика», и мыслям своим улыбается. Какой-нибудь безумец в «БМВ» сигналит девушке – вроде как подгоняет, а она едет себе спокойно, размышляя: «Ну, что поделать, если нервный такой человек?», и при первой же возможности пропускает его. Он проносится, сигналя, нервно глядя в окно, и еще знак какой неприличный вполне может показать. Потому что он, дурачок, думает, что победил, а девушка ему просто сочувствует, иногда еще успевая в мыслях пожалеть и жену его, и детей.
Мужчине на дороге надо обязательно кого-нибудь обхамить, обогнать, подрезать – это почему-то нас, водил, возвышает. А женщине такое поведение кажется не только унизительным, но и глупым. Нелепым ей представляется портить свое настроение из-за чужой дури.
