«Лесорубы, отточите топоры,Поднажмите до весенней до поры,А когда придет весенняя пора,Реки сбросят покрывало льда,Солнце будет горячее с каждым днем,Лесосплав по большевистски проведем.
– Идем туда, поговорим с людьми, с настоящими поэтами, строителями канала познакомимся, – звал Саша Ивана, Саша звал и улыбался.
Мальчики надели на ноги валенки, на плечи – шубы, на головы – по шапке ушанке, покинули избу, пройдя по сугробу через проложенную на снегу тропинку, подошли к отгоревшему на опушке леса лагерному костру. У костра группа заключенных согревалась, сидя на сваленных ими деревьях.
– Здравствуйте, товарищи. Отдыхаете после ударного рабочего дня? – поздоровался с широкой душой с заключенными Саша, – приветствую вас, молодой человек, и вас, хороший юный товарищ, – поздоровался с мальчиками культурным, хорошо поставленным голосом человек в оправе очков – заключенный по фамилии Лосев.
– Вы будете сыном товарища Лебедева, нашего начальника лагерного пункта? – спросил он Сашу.
– Я буду сыном товарища Лебедева, вашего начальника лагерного пункта, – ответил как есть Саша.
Ему люди говорили:
– Какой хороший: светлые волосы, кудри вьются на холодном ветру.
Тогда Саша спросил:
– А политические среди вас, строителей комбината, есть?
Ему Лосев отвечал:
– Политических мало, больше всего уголовного элемента, но есть и политические.
– Кто? – толково спросил у мужчины Саша Лебедев.
– Вон там связной Колокольческой гимназии финского шпионского центра, бревна топором обтесывает. Есть у нас троцкисты-зиновьевцы, бывшие бело-бандиты, – рассказал ребятам Лосев.
Саша все уже у поэта спрашивал:
– Как вы стихи научились складывать слог в слог? Слог у вас оточенный, – хвалил Саша заключенного поэта Алымова.
– За что вы тут сидите, по какой статье? – обратился Ваня, не дождавшись ответа на Сашин вопрос.
– Ну-ну, не шуми, давай по порядку. За хищения зерна я сижу. Стихи сочинять, голос набивать рифмой на войне Империалистической навык получил, – улыбнулся, рассказав как на духу собеседникам, Алымов.
– Поэт он у нас талантливый, сильный. Говорят, под редакцией таких наших поэтов, ударников, начменов газета «Рупор Беломор-комбината» «Перековка» создана будет. Люди должны знать великую правду о наших каналоармейцах-ударниках, – вмешался в разговор, подбросив в огонь поленницу, каналоармеец Ассонов.
Каналоармеец Бессонов стукнул топором по бревну. От удара слышался по лесу тупой звук.
– Молодые люди, а к нам еще вопросы есть? – спросил у ребят Бессонов.
– Мы стихи пришли послушать, почитайте, дядя, – обратился к лагерному поэту Иван.
Поэт, поднявшись на ноги, оглядел внимательно публику и стал читать:
…Вжик-вжик-вжик,Тебе, мне, начальнику,Вжик-вжик-вжик,Тебе, мне, прорабу…
– долго читал, с толком, с расстановкой.
Когда окончил, народ хлопал, благодарил поэта Алымова за талантливое чтение. Потом грели руки у костра, смотрели на мальчиков, мальчики смотрели на пилу, а пила лежала в снегу.
– А пила-то рабочая в две ручки, куда же одной-то вжикать? – спросил Алымова Саша Лебедев.
– Все очень просто, – объяснял мальчикам принцип работы пилы лагерный поэт Алымов. – Дерево идет к тебе, а потом – мне, когда упадет, тогда уже к прорабу. А там и до начальника недалеко!
– Получается, мы в четыре руки работаем, во как! Здорово! – радовался услышанному носивший косяк бригадира Володя Кужжев.
– Я-то топором больше круга беру по стволу векового дерева, в размах стучу, – сообщил лагерникам Вольдемар. Зеленые его глаза сверкнули волчьим взглядом.
Ассонов зажал в ладони правой руки топор, на весь лес крикнул:
– А пила-то двухручная называется – роскот-т-го.
– А ну, давай! – обратился к поэту Бессонов. Тот зазвонил.
– Вырубим, вычистим, выроем, пустим! Затравлю, затравлю, пускай рвут на куски, если не понимают, – слышала публика вместе с голосом поэта голос Сашиного отца.
Впереди разлаялись собаки. Он подошел ближе, крикнул:
