Вся страна давно и послушно сидит у телевизора, где уже давно ничего полезного нет…
Еще, пожалуйста, пример: жена узнает, что у мужа язва желудка и тут же просит доктора выписать самые лучшие и быстродействующие лекарства. Казалось бы, прекрасно. Но доктор говорит супруге, что лекарство будет особо эффективным, когда муж перестанет питаться в заводской столовой и полностью перейдет на домашнюю пищу. О нет, качает головой жена, давайте лучше лекарство — мне готовить каждый день несколько блюд некогда!
Ну, скажи, принцесса, разве так можно? Ведь обещала же когда-то любить от венца и до конца. В войну, например, ночами стирали и готовили, а днем шли на работу и вкалывали в две смены. Что случилось с людьми, ты случайно не знаешь? Почему семьи разрушаются?
Я начала вслух рассуждать:
— Совместная жизнь, Гриша, странная штука. Тут какую-либо закономерность найти чрезвычайно сложно. Одни живут вместе по сто лет душа в душу, при том что совершенно разные и по духовному опыту, и по интеллекту, и по отношению к самой жизни. Другие же бывают счастливым дополнением друг к другу — и тоже живут вместе долго и почти всегда исключительно счастливо. Но самое интересное, пожалуй, что схожие по всем общепринятым нормам пары тоже порой проживают совместную длинную и нескучную жизнь.
Надо ли говорить, что расходятся люди по этим же причинам. Такая вот несуразица под небом происходит. Постоянно. Уже много веков подряд. Парадоксально, мне кажется, другое: чем проще стало встретить и полюбить человека, тем больше появилось в мире одиноких людей. Во всем виноваты наши высокоразвитые суперсовременные технологии. Утром познакомился с человеком, к обеду узнал все сокровенное его души, а вечером снова знакомишься… с другим. Потом с третьим, четвертым… Поэтому и не осталось ничего настоящего в людях, почти. — Вдруг я резко замолчала, а потом надломленным голосом произнесла: — Гриша, — сказала я почти шепотом, — мне плохо, очень плохо сейчас. Неужели ты не заметил? Почему? — В моем голосе прозвучала не то жалость, не то упрек.
Бомж перестал строгать, повернулся ко мне и долго молча смотрел на огромное ромашковое поле. Там летали и почти в такт гудели две стрекозы.
— Понимаешь, принцесса, — очень тихо произнес Гриша, — этот мир все равно не спасешь. Современные люди в борьбе за удобные теплые туалеты часто перестают быть людьми в полном смысле этого слова.
Иногда, чтобы уйти от всего мира, достаточно уйти в себя. Закрой свою душу на замок, пусть успокоится. Ты молодец, веришь в человечность и, кто знает, может быть, она когда-нибудь победит.
Но запомни, пожалуйста, мои слова: никогда не борись с глупостью. Глупость — она, как и талант, многогранна и распространяется на все, а потому, прошу, не перевоспитывай ее, не пытайся изменить. Не по силам это человеку.
Береги свой маленький уютный мирок, прошу тебя, хотя знаю, как это нелегко! Так и подмывает подчиниться общему ритму суеты, потребительства и безответственности. Найди в себе силы устоять…
Вдруг раздался еле слышный шелест или даже шорох. Мы одновременно повернулись. Рядом со мной оказался сияющий, как Солнце, Саэль.
— А-а, вот вы где, дорогие мои родственные души, — весело засмеялся он. — У меня для вас есть сюрприз.
Саэль достал откуда-то корзину. В ней оказалась парочка прелестных котят, у которых только-только начали прорезаться глазки. Мы с Гришей взяли по котенку, я тут же назвала своего Мусиком.
Гриша нежно прижал котенка к груди и, внимательно глядя на Саэля, а потом на меня, спросил:
— Интересно, есть ли на Земле действенный способ обличить шарлатанство?
— Нет, Гриша, — уверенно ответила я. — Как-то я обращалась к разным колдуньям, магам, экстрасенсам с просьбой найти мою дочь или хотя бы сказать, где она находится. Они мне говорили что угодно, называли адреса, национальности, имена людей, у которых она якобы находится. Но никто из них, абсолютно никто, ни белый маг, ни черный, ни зеленый, не узрел, что дочери у меня нет и никогда не было. Более того! Когда я об этом честно написала в статье, люди все также продолжали и продолжают к ним обращаться.
— Ну, ну, не преуменьшай своих заслуг, — обратился ко мне Саэль. — Некоторые все же сделали выводы. Ты не представляешь, сколько людей мысленно тебя возблагодарили за помощь. Кстати, давно хочу пообщаться с твоим сыном. Интересно, какой он, Лука?
Тут мужчины переглянулись и… появился Лука. Он дома, по всей видимости, что-то увлеченно рисовал, в руке он держал кисточку в красной краске, а ладошки были заляпаны акварелью.
Ребенок, удивленно оглянувшись, спросил:
— Мама, скажи, где это я?
— Это ты себе нафантазировал, — сказала я серьезно. — На самом деле ты дома и рисуешь, а чтобы ты не забыл вымыть руки и убрать за собой, я появилась в твоей фантазии.
— Мама, ты можешь появляться в фантазии?.. Тогда купи мне велосипед, раз ты уже все равно здесь. Знаешь, такой — зеленого цвета, с фарой и с банановым сиденьем. Пожалуйста, мамочка, я тебя буду слушать всегда-превсегда, — горячо сказал малыш и прижался ко мне запачканным личиком.
— Послушай, Лука, — вступил вдруг в разговор Гриша, — мама обязательно купит тебе зеленый велосипед с банановым сиденьем, если ты будешь хорошо учиться.
— Ага, — сказал ребенок, — я учу таблицу умножения, учу, а все равно не запоминаю.
— А ты знаешь, что делали раньше с детьми твоего возраста, которые не запоминали таблицу умножения? — спросил Гриша.
— И что же делали? — недоверчиво переспросил Лука.
Бомж хитро прищурил глаза и сказал:
— Им в уши пускали тараканов. Тараканы бегали по извилинам головы, щекотали их, и тогда они начинали все запоминать. Хочешь, я тебе тоже запущу одного небольшого тараканчика для начала…
— Фу, какая гадость! — возмутился ребенок. — Я и так могу хорошо учиться без всяких тараканов в голове!
— Обещаешь? — с улыбкой спросил Саэль.
— Обещаю, честное слово. — Лука внимательно разглядывал Саэля и повторил: — Честное слово…
— Ну тогда иди домой рисовать!
И Лука очутился дома как ни в чем не бывало. Ребенок здорово удивился. Кошка все так же лежала на диване, как и до его исчезновения, только краска на альбомном листе успела немного подсохнуть. Малыш осторожно коснулся рукой рисунка, чтобы убедиться в этом, и решил, что сразу после того, как закончит рисовать, будет учить таблицу умножения.
Саэль внезапно исчез, а мы с Гришей решили в костре испечь картошку.
Уже ближе к вечеру мы смотрели на медленно тлеющие угли, ели печеную картошку, и я читала свои стихи.
Некоторые Гриша просил повторить. Особенно ему нравились грустные, как, например, этот:
Зачем срубили старенький каштан? Его душа была с моею схожа. И я теперь в снах шепчу: «О Боже, прими его достойно там».
Или: