Книга Чернильная кровь - Корнелия Функе

— Если он был врагом моего отца, тем хуже для нас, — сказала девушка, встревожившись не на шутку. — Майор Хейворд, пожалуйста, заговорите с ним, мне хочется услышать звук его голоса. Может быть, это глупо, но я всегда сужу о человеке по его голосу.

Джеймс Фенимор Купер. Последний из могикан[8]

Настал вечер, за ним ночь, но никто не приходил открыть подпол в доме Элинор. Они молча сидели среди томатной пасты, консервных банок и еще каких-то припасов на полках и старались не замечать страха на лицах друг друга.

— Ну, дом у меня все же не очень большой, — сказала наконец Элинор. — За это время даже такой кретин, как Баста, должен был убедиться, что Мегги здесь нет.

Никто не ответил. Реза вцепилась в Мортимера, словно могла защитить его этим от ножа Басты, а Дариус в сотый раз протирал и без того сиявшие чистотой очки. Когда за дверью наконец раздались шаги, часы Элинор уже остановились. Она медленно приподнялась с канистры с оливковым маслом, а в ее усталом мозгу в это время вставали воспоминания о стенах без окон и гнилой соломе. У нее в подполе куда уютнее, чем в застенках Каприкорна, не говоря уж о склепе под церковью. Но из-за двери появился тот же человек, что и там. Баста внушал Элинор в ее собственном доме ничуть не меньший страх.

Когда она видела его в последний раз, он сам был узником, которого обожаемый хозяин запер в собачьей клетке. Неужели он забыл об этом? Как случилось, что он снова служит Мортоле? Элинор и в голову не пришло задавать эти глупые вопросы Басте. Она сама знала ответ: потому что собаке нужен хозяин.

Баста привел с собой Верзилу. И то правда — их здесь четверо, а Баста, несомненно, хорошо помнит тот день, когда Сажеруку удалось от него ускользнуть.

— Уж извини, Волшебный Язык, дело затянулось, — сказал он своим высоким кошачьим голосом, толкая перед собой Мортимера по коридору к библиотеке Элинор. — Просто Мортола никак не могла решить, какую же месть теперь придумать, раз твоя ведьма-дочка и впрямь успела смыться.

— И что? До чего же она теперь додумалась? — спросила Элинор, хотя ей было боязно услышать ответ.

Зато Баста дал его с видимым удовольствием:

— Ну, сперва она хотела просто перестрелять вас всех и бросить трупы в озеро, хотя мы ей сказали, что вполне достаточно закопать их в ближайших кустах. Но потом она решила, что это будет слишком большой милостью для вас — умереть с сознанием, что маленькая ведьма от нее спаслась. Да, эта мысль испортила Мортоле настроение.

— Правда?

Ноги у Элинор так отяжелели от страха, что она застыла на месте, и Верзила нетерпеливо подтолкнул ее в спину. Но не успела она спросить, что же придумала для них Мортола вместо расстрела, как Баста уже распахнул перед ними дверь библиотеки и с насмешливой улыбкой пригласил войти.

Мортола восседала в любимом кресле Элинор. В шаге от нее лежала собака с влажными глазами и загривком такой ширины, что на него можно было спокойно поставить тарелку. Ноги у псины были перебинтованы, как и у самой Мортолы, на брюхе тоже виднелась повязка. Собака! В ее библиотеке! Элинор крепко сжала губы. «Вообще-то, Элинор, — сказала она себе, — у тебя сейчас явно будут огорчения похуже. Так что не обращай на пса внимания, и все».

Мортола прислонила свою палку к стеклянной витрине, где Элинор хранила самые ценные книги. Рядом со старухой стоял Луноголовый. Орфей! Что он о себе воображает, этот идиот, если смеет называть себя таким именем?! Или его и впрямь родители так назвали? Как бы то ни было, выглядел он так, будто провел такую же бессонную ночь, как она, и Элинор почувствовала мрачное злорадство.

— Мой сын любил повторять, что месть — это блюдо, которое следует подавать холодным, если хочешь им по-настоящему насладиться, — сказала Мортола, с удовольствием разглядывая измученные лица пленников. — Признаться, вчера мне не хотелось следовать этому совету. Мне не терпелось увидеть всех вас мертвыми, тут же, на месте. Но исчезновение маленькой ведьмы дало мне время подумать, и я приняла решение отложить свою месть, чтобы получше ею насладиться.

— Нет, вы только послушайте! — пробормотала Элинор, за что получила от Басты прикладом винтовки в спину.

Но птичий взгляд Мортолы был сосредоточен на Мортимере. Остальных она, похоже, просто не замечала — ни Резу, ни Дариуса, ни Элинор, — только его.

— Волшебный Язык! — Она произнесла это прозвище с глубоким презрением. — Сколько человек ты убил своим бархатным голосом? Десяток? Кокереля, Плосконоса и наконец — венец твоего искусства — моего сына.

Злоба в голосе Мортолы была так свежа, словно Каприкорн погиб не год с лишком назад, а минувшей ночью.

— Ты поплатишься жизнью за его гибель. Ты умрешь — это так же верно, как то, что я здесь сижу, — и я увижу это своими глазами, как мне пришлось увидеть смерть моего сына. Но я знаю на собственном опыте, что ни в этом, ни в любом другом мире нет большей боли, чем смерть собственного ребенка, и хочу, чтобы ты, раньше чем сам умрешь, увидел, как умирает твоя дочь.

Мортимер стоял перед ней с неподвижным лицом. Обычно все чувства легко читались на его лице, но сейчас даже Элинор не могла бы сказать, что происходит у него внутри.

— Ее здесь нет, Мортола, — произнес он хрипло. — Мегги здесь нет, и я думаю, тебе не удастся привести ее обратно — а то бы ты это давно сделала, правда?

— Зачем мне приводить ее обратно? — Узкие губы Мортолы скривились в безрадостную улыбку. — Ты думаешь, я собираюсь оставаться в твоем дурацком мире теперь, когда книга у меня? Зачем? Нет уж, мы займемся твоей дочуркой в моем мире. Баста изловит ее там, как птичку. И тогда я подарю вас обоих моему сыну. Мы снова устроим праздник, Волшебный Язык, но на этот раз Каприкорн не умрет. Не умрет! Он будет сидеть рядом со мной и держать меня за руку, глядя, как смерть уводит тебя и твою дочь. Да, так будет!