— Это ты должен меня понять! Я не это хотела сказать! — Вид у нее был подавленный и растерянный.
— Хорошо, другой пример: муж позволил жене сесть за руль автомобиля и отвезти ребенка к стоматологу, потому что ему нужно было заняться другими делами. А они по дороге разбились. Женщина погибла, ребенок остался калекой. Кто, по-твоему, виноват?
— Ах, Генри! — зажмурилась Хилари, осознав, что она зациклилась на своем горе и не желает ничего больше понимать. — Прости меня, я вовсе не хотела…
Она растерялась, не находя нужных слов, чтобы выразить свои чувства. До нее наконец дошло, что он говорит о трагедии своей семьи.
— И, если допустить, что супруг погибшей не любил ее так, как должен был бы любить жену, нетрудно представить, что он может довести себя упреками и самобичеванием до сумасшествия. Я хорошо тебя понимаю, Хилари, я сам пережил трагедию. Мне потребовалось немало времени и сил, чтобы выбраться из пропасти отчаяния. Но я выкарабкался и считаю, что ты тоже сможешь. Для этого тебе нужно для начала выговориться, освободить свое сознание от тяжкого бремени. Ты не должна себя корить и наказывать одиночеством. Теперь у тебя есть я, так кричи же, ори, делай что угодно, только не молчи! Ты меня понимаешь? Я готов терпеливо все выслушивать и сносить в любое время дня и ночи, до конца жизни.
— Я не могу… — прошептала она, обливаясь слезами, — я не могу, Генри!
— Сможешь! Поверь в свои силы!
Он приподнял пальцем ее подбородок, и Хилари поняла, что заблуждалась, полагая, что у него холодные, бесчувственные глаза.
Генри, лаская ее бархатным взглядом, продолжал:
— Ты убеждаешь себя, что не имеешь права быть счастливой, лишаешь себя радостей жизни и возможности рожать, так как внушила себе, что это станет предательством по отношению к Айрин. Ты надела на себя вериги и наложила епитимью за свою мнимую ошибку на всю оставшуюся жизнь. Но ты не виновата в ее смерти, Хилари! Ты абсолютно не виновна в том, что твоя крошка погибла, так и не познав мир! Если бы ты своевременно посоветовалась с врачом или просто излила кому-то из близких свою боль, то уже давно поняла бы все и не страдала так. Но вместо этого ты загнала болезнь в глубь подсознания и взрастила ее. Навязчивая идея вины за смерть ребенка может тебя погубить.
Хилари хотелось поверить, искренне хотелось поверить всему, что она услышала. Но перед глазами у нее стояло личико мертвой дочери. Она безутешно разрыдалась.
Генри подождал, пока она успокоится, вытер своим носовым платком ее заплаканное лицо, после чего тихо, но твердо сказал:
— Хилари, дорогая! Я не могу позволить тебе разрушить и свою, и мою жизни, и жизнь Доминико, разрешив тебе уйти. Ты должна остаться в этом доме. Мы вместе преодолеем все напасти и завоюем счастье!
Он наклонился и нежно поцеловал ее в губы.
— Нет, это нечестно! — Хилари затрясла головой, и слезы снова ручьями хлынули из ее глаз. — Я слишком напугана, чтобы решиться на такой шаг, Генри! Страх в моей душе мешает мне поверить, что все это реально. Я не в состоянии никому верить, даже самой себе… — В ее бездонных глазах сквозила тоска.
— Тогда я буду верить за нас двоих, до тех пор, пока и ты не поверишь в счастье! — Он вновь нежно поцеловал ее и погладил по голове. — Я никуда тебя не отпущу, Хилари! Ты непременно станешь моей женой, чего бы мне это ни стоило. И мы будем с тобой счастливы, очень счастливы, обещаю!
— Я не могу поверить…
— Чтобы впредь я этого больше не слышал! — строго сказал Генри. — Запрещаю тебе даже думать об этом!
— Я сделаю тебя несчастным, — с дрожью в голосе сказала Хилари.
— Этого не случится, — заверил он. — А если и случится, то несчастье с тобой для меня предпочтительнее счастья с другой.
— Ах, Генри! — Хилари не сдержала улыбку.
— Вот так-то гораздо лучше! — обрадовался он. — Я научу тебя искренне радоваться и улыбаться, наполню твою жизнь смехом и радостью! Ты перестанешь думать и жалеть о прошлом. — Он обнял ее и привлек к себе. — Скажи, что ты выйдешь за меня замуж, Хилари! Скажи мне это, любимая! Я хочу это услышать!
Эмоции захлестнули Хилари. Больше всего на свете в эту минуту ей хотелось прижаться к Генри и расслабиться. Так почему бы это не сделать?
Он поднял своей загорелой рукой ее подбородок, и она вновь увидела его пытливые темные глаза.
— Я знаю тебя гораздо лучше, чем ты знаешь себя сама! Голос Генри звучал спокойно и уверенно. — Прошу тебя, поверь мне! Ты предназначена мне в жены самим небом и непременно снова станешь счастливой! Из этого совершенно не следует, что ты должна забыть свою маленькую Айрин и перестать ее любить. Она останется с тобой навсегда, в твоем сердце. Никто не отнимет у тебя воспоминаний. Сейчас ты чересчур взволнована и не способна сразу все осознать. Но со временем все уляжется и образуется, это я тебе обещаю.
Она молча слушала его, кусая губы. Он прочел в ее затуманенных глазах неуверенность и боль.
— Ты нужна мне, дорогая! Без тебя я не смогу жить. — Генри нежно обнял ее. — Ты моя волшебница, моя добрая фея. Мне страшно даже представить, что ты покинешь меня и мне придется дальше идти по жизни одному. Ведь я ждал тебя столько лет, сам того не ведая… Скажи, ты любишь меня? Ну ответь же, Хилари!
В ее душе затеплилась надежда, и она молча кивнула, с любовью взглянув на Генри. Он понял все без слов и спросил:
— И ты выйдешь за меня, Хилари?
— Да, — тихо ответила она.
Лицо Генри осветилось радостью, Хилари отчаянно заморгала, сдерживая слезы, и громче добавила:
— Да, Генри! Я люблю тебя и стану твоей женой! — Хилари обняла его за плечи и повторила: — Да, да, да!
Их губы слились в поцелуе, и слова стали им уже не нужны.