— Думаешь, кто-то из них сидел там?
— Она закрыта тридцать лет назад, так что вряд ли. Но этот островок не только тюрьма. Это военно-морская база с множеством гражданских работников. Там есть госпиталь, отель и все прочее. Это маленький город.
— Как это сужает наш выбор?
— Не сужает. Но с опознанием Солтона появляется значительная вероятность, что мы имеем дело с профессиональными преступниками. Бывшими федеральными заключенными. Нью-Гэмпшир — маленький штат, меньше миллиона жителей. Номера выдаваемых им карточек социального страхования начинаются с ноль ноль один и заканчиваются на ноль ноль три. Можешь найти кого-нибудь в Управлении тюрем и получить список всех с нью-гэмпширскими карточками социального страхования, вышедших в прошлом году из Марионской тюрьмы? Потом — за два года, и так до последних пяти лет. Пять списков.
— Солтона ты, наверное, проверил.
— Он из Нью-Джерси.
— Но это же множество людей. Вдвоем нам придется тайно работать над ними целую вечность. Ты ведь пришел ко мне потому, что мы будем работать тайно?
— Я предпочитаю «вести параллельное расследование». Во время разбирательства твоего дела это прозвучит лучше.
— И что мы будем делать со списками людей с нью-гэмпширскими карточками социального страхования?
— Вымогатель, которого мы ищем, сейчас живет здесь, и если я хоть что-то понимаю, в Лос-Анджелесе нельзя жить без машины. Когда получишь списки с нью-гэмпширскими фамилиями, проверь их на калифорнийские водительские права.
— В этом есть смысл. Займусь, как только сумею одеться. Что будешь делать ты?
— Ну, могу остаться и понаблюдать. — Кэт подтолкнула Вэйла к двери. — Тогда посплю.
Вэйл позволил телефону прозвонить трижды в надежде, что абонент положит трубку или оставит сообщение, потом потянулся к трубке.
— Алло, — произнес он, прогоняя остатки сна.
— Извини, я разбудила тебя? — спросила Кэт.
— Шутишь. — Часы показывали половину одиннадцатого. — Что случилось?
— Прежде всего Управление тюрем. К счастью, по времени мы отстаем от них на три часа, поэтому я поручила им заняться нью-гэмпширскими карточками. Потом проверила эти фамилии на калифорнийские водительские права.
— Сколько человек?
— Четырнадцать.
— Больше, чем хотелось бы, но, может, нам удастся снизить это число местом жительства, возрастом, видом преступления и тому подобное.
Кэт улыбнулась и выдержала паузу, предвкушая его реакцию.
— В этом нет нужды.
Вэйл сел в кровати.
— Неужели нашла?
— Я позвонила начальнику отделения в Портсмуте, где была первая доставка. Они проводили расследование после убийства Дэна Уэста. Самое большое предприятие там — верфь. Я попросила проверить список прежних сотрудников, и угадай что?
— Один из твоих четырнадцати работал там.
— Сварщиком, когда ему было восемнадцать. До того как первый раз попал в тюрьму. Виктор Джеймс Радек. Белый, тридцати восьми лет. Девять месяцев назад освободился из Марионской тюрьмы. Отбыл пятнадцать лет за ограбление броневика для перевозки денег. Очевидно, руководил бандой, совершившей восемь таких нападений, но доказать смогли только одно. Похищенные деньги так и не нашли. Он попал в Марионскую тюрьму одновременно с Солтоном.
— Отличная работа, Кэт. Для…
— Женщины?
— Я хотел сказать — для второго заместителя директора, но сойдет и женщина.
— Похоже, язык у тебя никогда не отдыхает.
— Можем начать с адреса в водительских правах Радека.
— Через полчаса повезу тебя, — сказала Кэт.
Когда Вэйл сел в машину, Кэт передала ему контейнер с кофе.
— Спасибо. В отделении тебя не хватятся?
— Там все слишком заняты взаимными поздравлениями по поводу Пандерена. — Она протянула ему две разные фотографии Радека. — Три месяца назад его арестовала аламидская полиция за вождение в нетрезвом виде. Оттуда мне прислали электронной почтой его фотографию после нашего с тобой разговора. Другая из Марионской тюрьмы.
Вэйл долго смотрел на снимок Виктора Джеймса Радека, запоминая трапецоид его черт от наружных уголков бровей до нижней губы. На аламидской фотографии глаза его сузились от гнева, а губы вызывающе изогнулись. Он походил на опытного преступника, не желающего даже недолго находиться под арестом. Плечи его не помещались в объектив, туго обтянутая кожей челюсть свидетельствовала о звериной взрывной силе.
Тюремная фотография была иной. К тому моменту он уже отсидел какое-то время и понял, что вернейший путь к досрочному освобождению — незаметность. Тюремщики называли это «касперство» по имени призрака из мультфильма, который становился прозрачным, стараясь избежать неприятностей. Выражение лица Радека оставалось нарочито безразличным. Черно-белый, лишенный не только цвета, но и глубины снимок не давал представления о человеке под этой маской. Вэйл вгляделся попристальнее, и ему показалось, что в уголке рта заключенного таится едва заметная ухмылка, словно миру грозила гибель и знал об этом только он.
— Похоже, ты не веришь в причастность Пандерена.
— Вчера на заседании перечисляли улики против него, и мне показалось, что повторяется история Стэна Бертока. Радек со товарищи подсунули эту версию на тот случай, если мы разобрались со Стэном и его самоубийством. Я удивилась, что Тай Делсон не усомнилась в ней. Думала, она умнее.
— Может, смутилась, поскольку первая заговорила о Пандерене.
— Ты оправдываешь ее? Понимаешь, что это означает, не так ли?
— О, как я пожалею об этом. И что же именно?
— Она к тебе неравнодушна. И ты этим доволен.
— Не уверен, что это правда.
Кэт засмеялась:
— Тогда, может, это ты к ней неравнодушен? Я знаю, между вами что-то есть.
— Кэт, — спросил Вэйл, — для тебя это важно?
— Нет!
— Кэт-тии, — поддразнил он ее.
— Нет, — повторила она, понимая, как неубедительно это звучит.
— Очень жаль.
Судя по тону, Вэйл больше не шутил. «Очень жаль». Что это значит? Она решила, что ей совершенно все равно. У нее нет времени разбираться в мотивах Вэйла. Она могла только сделать вид, будто замечание не произвело на нее никакого впечатления. Но конечно же, произвело. Кэт поправила зеркало заднего вида, словно стала очень бдительной с тех пор, как накануне за ними устроили слежку. Понимать намерения мужчин, по крайней мере самые элементарные, никогда не представляло для нее труда, однако Вэйл, с первой минуты на крыше в Чикаго до своего последнего замечания, приводил ее в недоумение.
