– Знаешь, что у нас общего? – перебил его седой зэк. – Я в лагере и ты в лагере. Ты на высоте работаешь, и я тут же. Будь аккуратней.
– Угрожаешь? – засопел сварщик и, не дождавшись ответа, скрылся за выступом.
Седой зэк подождал, но, увидев на балках отсвет сварки, успокоился и достал кусок сала. Бережно отряхнув его от соринок и табачной пыли, налипшей в кармане, он достал половинку пайки, прикидывая, как лучше отломить сало, чтобы получился аккуратный бутерброд. Потом улыбнулся, достал из ботинка опасную бритву и, отрезав тонкий ломтик, пропускавший свет, положил его на язык и закрыл глаза от наслаждения. Когда кусочек растворился, седой зэк сделал ломтик потолще и положил на хлеб. Грубая пайка не портила, а только подчеркивала нежный солоноватый вкус сала. Закончив с едой, зэк завернул остатки сала в «Сталинскую стройку», с ночи согревавшую его под фуфайкой, и спрятал во внутренний карман. Еда подействовала как снотворное. Он закрылся рубероидом от ветра и заснул.
Звуковой сигнал оповестил о конце рабочей смены. Седой зэк, слышавший его впервые, вскочил, не понимая, где он находится, и чуть не упал с крыши, в последний момент уцепившись за балку. Не может быть, чтобы он так долго проспал! Но темное небо лгать не могло. Он аккуратно спустился вниз по лесам в цех, освещенный тусклым желтым светом. Кроме него внизу стояли вольнонаемный сварщик и незнакомый мужчина в тулупе с бумагами в руках.
– Вот про него я говорил, товарищ прораб, – снова засопел сварщик. – Весь день не работал, дрых под рубероидом.
– От работы отказываешься? – Прораб смерил зэка уставшим взглядом.
– Никак нет, гражданин начальник, сварочный аппарат был только один.
– Тогда норма не выполнена.
– Он еще запрещенные разговоры вел с главным инженером первого района, – не унимался вольнонаемный.
– С Зимониным?
– Да, товарищ прораб.
– Это меня не касается. Опять будете сверхурочно работать?
– Да, совсем немного осталось, хочу сегодня закончить, – с гордостью ответил сварщик.
– Тогда свет за собой гасить не забывайте и цех закройте, ключ передайте дежурному по участку. – Прораб так медленно моргал, что, казалось, уснет стоя.
Последние указания, видимо, показались сварщику оскорбительными, и он снова, засопев, полез наверх. Седой зэк вышел из цеха, постоял несколько минут, греясь у гофманской печи, алым свечением разгонявшей тьму. Он собирался влиться в колонну, шедшую обратно в лагерь, но его окликнули тихим свистом.
– Дед, поди сюда, – шепотом позвал силуэт, отделившийся от стены цеха.
Седой зэк нагнулся поправить ботинок и, сжимая бритву в левой руке, медленно подошел.
– Не пали, Дед, уйди со света. Че, там, на заводе, все ушли? – спросил Снегирь. Рядом с ним в темноте стояло еще трое из блатной бригады. Заметив, что седой не торопится подходить, он быстро продолжил: – Ты с нами теперь. Берензон тебя записал. У нас дело на заводе, унести кое-чего надо. Будешь помогать?
– Нести не буду, – разобравшись в ситуации, ответил седой зэк. Снегирь не настаивал, очевидно, не желая брать в долю. – Под крышей вольнонаемный сварщик остался, ждите, пока уйдет, он стукач.
– Ну, бля, – расстроился Снегирь, не желавший стоять на морозе.
– Можете не ждать, цех открыт, охраны нет, он на вспышку смотрит, – с улыбкой предложил седой зэк. – Удачи вам, у меня еще дела.
– Бывай, Дед. Барак наш найдешь? – позаботился Снегирь.
Седой зэк кивнул, обойдя цех, вышел на свет и смешался с колонной. Обратно заключенные шли так же неторопливо. Утром они медлили перед работой, вечером валились от усталости и голода. В толпе было теплее. Вспыхивали ленивые разговоры. Говорили о норме и еде, о выдаче теплой одежды, о проверяющем из Москвы и гадали, когда он отправит их на фронт, о беременной бабе Маркова, о каменщике с перерезанным горлом и о таинственном трупе без головы, погруженном кем-то знакомым в труповозку.
Седой вслушивался в разговоры, узнавая о страшных и загадочных вещах, происходивших в Безымянлаге. Открыто называли имена; чаще остальных говорили о Берензоне и каком-то лагерном начальнике Чернецове. Истории о ночных убийствах непременно крутились вокруг бритвы. Он подумал, что носить бритву с собой небезопасно.
Впереди замелькали огни фар, потом погасли. Колонна обходила «ГАЗ-61», словно вмерзший в дорогу. Поравнявшись с автомобилем, седой зэк встретился взглядом с сидевшим внутри лейтенантом НКВД. Тот быстро отвел глаза и несколько раз нервно провел рукой по залысинам. Вид у него был как у потерянного ребенка.
Колонна двигалась все медленнее и медленнее и наконец совсем встала. «Шмонают», – пронесся шепот по толпе. Если прямо сейчас выбросить бритву в снег, он останется безоружным в блатном бараке. С другой стороны, лезвие все равно не сможет ему помочь в схватке против сотни, а если его обнаружат при обыске – это точно расстрел, учитывая смерть каменщика этой ночью. Берензон не станет его выручать, а использует как пример для своей зарвавшейся бригады. Бритва была спрятана в рукаве после встречи со Снегирем. Седой зэк переложил ее в руку, но разжать ладонь не смог. Второго шанса достать такую вещь в лагере у него не будет, а тщательный досмотр в толпе проводить не станут. Он присел и сбросил бритву в ботинок. Толпа шевельнулась, толкая его ближе к охране.
– Подними руки, – рявкнул вохр, когда подошла очередь седого зэка, и ощупал его фуфайку. – Чего там шуршит?
– Газету подложил.
– Расстегивайся, доставай все из карманов. Глянь, – обратился к товарищу боец, пока седой, не торопясь, выкладывал на снег перед собой все предметы из фуфайки. – Сало, папиросы, лучше нас живут.
– Посылку, наверное, получил, – ответил вохр постарше. – Посмотри повнимательнее, может, он еще чего припрятал.
– Снимай ботинки, – приказал боец седому зэку, срывая и осматривая его шапку.
Седой зэк не спеша опустился на одно колено. Как глупо все вышло. Пожалел лезвие, а теперь получит за это пулю. Но не сразу. Изолятор, допросы, побои… Пока он расшнуровал правый ботинок, он решил не растягивать удовольствие и полоснуть вохра прямо сейчас. Выстрел из винтовки – и конец всему.
– Снимай второй, чего мнешься? – нервничал боец.
– Гражданин начальник, холодно на льду в одних портянках стоять, – тянул время зэк.
– Давай снимай, падла! – в ответ на окрик вохра колонна зэков неодобрительно загудела. Голодные люди устали ждать и замерзли, неожиданный шмон стоял между ними и ужином. – Чего разорались, прикладом захотели?
По колонне пошла волна, заключенные подались вперед, боец в испуге схватился за винтовку.
– Стреляю, падлы! – заорал вохр.
– В ногу себе не выстрели, боец, – раздался неожиданный женский голос.
Опешивший вохр смотрел на маленькую женщину в черном полушубке и красном шарфе. Этого мгновения зэку хватило, чтобы бритва снова оказалась в рукаве уже обысканной фуфайки.
