Мэрилин слышит, как стучат мои пальцы по клавиатуре. Присутствие девушки меня вдохновляет…
Я слышу всплески, когда Мэрилин шевелит ногами, и эти звуки погружают меня в мечтания — источник впечатлений и воспоминаний. Представляю женщин, стирающих белье на берегу Амазонки, дождь, хлещущий по стеклам домов в деревне, плещущуюся в раковине рыбу…
Отвлекаюсь от компьютера и иду в ванную комнату к Мэрилин. Она улыбается, читая книгу, которую держит в руках над водой.
— Чего ты хочешь? — она хитро улыбается.
— Я? Ничего.
— Сколько страниц ты написал?
— Двадцать три.
— Неплохо…
Опускаюсь на колени и погружаю руку в воду.
— Нашла что-нибудь интересное в книге?
— Думаю, да…
— Гм…
Мягко раздвигаю ноги Мэрилин, ласкаю ее. Она откладывает книгу и вскоре выдыхает:
— Иди ко мне…
Продолжаю осторожно ее возбуждать. Она сжимает рукой мое плечо, приподнимает бедра, и волна наслаждения прокатывается по ее телу. После этого Мэрилин полностью расслабляется, словно впадает в летаргическое состояние, напоминая маленькую неподвижную куклу, плывущую по воде. Сбрасываю одежду, сажусь на край ванны и опускаю ноги в воду; намыливаю ноги Мэрилин, делаю ей точечный массаж ступней, обмываю ее и помогаю подняться.
Моя цель — доставить Мэрилин нескончаемое удовольствие, вознести ее на пик наслаждения и продлить это состояние как можно дольше. Вытираю ее полотенцем, беру на руки, несу в спальню и кладу на кровать. Ее тело напоминает мне череду сменяющихся первозданных миров: разветвленную крону деревьев, пустые страницы книги, молочно-белую сердцевину дерева, чистое белье, только что вынутое из стиральной машины, семечки и розовую мякоть инжира, положенного на поджаренный хлебец, антропометрию Ива Кляйна[19]и его «зоны нематериальной чувствительности», стакан с водой, опрокинутый на садовый столик, перила винтовой лестницы, пюре из красных фруктов, постепенно растворяющееся в греческом йогурте…
Прошу ее лечь на живот, сажусь на ее ягодицы, кладу руки ей на плечи. Делаю легкий массаж, идя вниз от затылка по всей спине, расслабляю ее мышцы, вызываю у нее ощущение спокойствия. Когда верхняя часть тела Мэрилин полностью расслабляется, скольжу вниз, глажу ягодицы, разминаю мышцы ног, глажу ступни, долго ласкаю пальцы ног, потом поворачиваю ее к себе лицом. Замечаю, какой у Мэрилин томный и нежный медленный взгляд; раздвигаю ее маленькие нижние губы, провожу языком по набухшему розовому бугорку. «Хочу, чтобы ты вошел в меня», — шепчет Мэрилин. Тогда я приподнимаю и обхватываю ее дрожащее тело, вхожу в нее, осторожно двигаюсь внутри нее; Мэрилин просит меня взять ее, двигаясь все резче и резче. Она издает тихий стон, очень нежный. Ее бедра сжимаются, и мы одновременно испытываем оргазм.
Когда мы приходим в себя, я говорю:
— Помнишь, я рассказывал тебе о фильме Серджио Леоне «Однажды в Америке». Я его обожаю, и видел его сто тысяч раз. Мне хотелось бы посмотреть вместе с тобой этот фильм. После этого мы еще лучше будем понимать друг друга.
Мы начинаем глупо смеяться, и это забавляет нас еще больше. Включаю плеер и телевизор, стоящий у кровати.
Я считаю Серджио Леоне изобретателем крупных планов в кинематографе, особенно когда он показывает обмен взглядами. А в этом фильме рассказывается о трагических приключениях друзей, встретившихся в начале двадцатого века в еврейском квартале Нью-Йорка и ставших королями воровского мира во времена «сухого закона»; заканчивается эта история во времена хиппи. Сценарий, постановка, актеры, операторская работа таковы, что от фильма невозможно оторваться, хотя он идет четыре с половиной часа. А музыкальное сопровождение Эннио Морриконе просто великолепно.
Мэрилин прижалась к моей груди. Она окунулась в этот фильм, закутав ноги в простыню. В середине картины один из героев (его играет де Ниро) в машине насилует женщину, любовь всей своей жизни, предварительно продекламировав ей фрагмент из библейской книги «Песнь песней Соломона», которую они вместе читали подростками. Мне эта сцена крушения красивой любви кажется просто душераздирающей и почти невыносимой из-за чувственной жестокости. Мэрилин, тоже пораженная увиденным, вдруг принимается яростно меня возбуждать. Я налегаю на нее, проникаю в ее лоно, смотрю прямо в ее глаза и шепчу:
— Мне никогда не было так хорошо.
Она, отведя взгляд, спрашивает:
— Скажи, ты ведь никогда так не сделаешь? Ты никогда не причинишь мне зла?
— Конечно нет, любовь моя…
— Что с нами будет?
— Не думай об этом. Ты меня чувствуешь?
— Возьми меня грубо.
И тогда я убыстряю темп, еще и еще, взрываюсь в ее животе, задыхаюсь, электризуюсь…
Все, стоп, я падаю без сил рядом с Мэрилин, и мы засыпаем. При пробуждении снова следим за судьбой персонажей американской жизни, полных сил и желания узнать свое будущее. На улице сильная жара, а мы опять и опять занимаемся любовью и проводим все выходные в постели под шум вентилятора.
Стол для рисования
Я пригласил Луну поужинать. Поскольку она видит меня веселым и довольным, я объясняю ей, почему мне нравится Мэрилин. Какая она? Мэрилин полностью в моем вкусе. Я рада за тебя, папа. Но я немного ревную. Это нормально, малыш, но ты с ней подружишься. Да, она обожает детей, я уже показал ей твою фотографию. Она находит тебя очень симпатичной; кстати, у нее много двоюродных братьев и сестер твоего возраста. И она также любит искусство и лошадей. Ой, папа, я хотела бы покататься с ней на лошади. Спроси ее, сможем ли мы покататься на лошадях этим летом?
По возвращению домой Луна запирается в своей комнате. Через час она появляется и протягивает мне листок бумаги.
— Посмотри, папа, я нарисовала портрет Мэрилин. Это образ идеальной женщины. Ты помнишь моряка из фильма «Девушки из Рошфора», мы смотрели его вчера вместе? Этот моряк тоже нарисовал портрет идеальной женщины, он ищет ее всю жизнь. Ты тоже, папа, ищешь всю жизнь идеальную женщину, значит, ты — моряк.
— Похоже. Как ты догадалась, что у Мэрилин такое лицо?
— Ты сможешь от меня передать ей этот рисунок? Скажи, а потом я могу с ней познакомиться?
На пляже. Остров Рэ
Луна и Мэрилин бегут к воде, а я их догоняю. Теперь нас уже трое, и мы ничем не отличаемся от других семей. На море штиль. Как только Луна оказывается в воде, она прыгает в мои объятия, потом — очередь за Мэрилин.
Сначала ощущается некоторая неловкость, но потом игра принимает дружеский оборот. Мы выдумываем всякие шутки, новые слова и формулировки. Сегодня мы веселимся и не думаем о будущем. Мы стали первобытными существами.
