Закрыв окно, Смирнов вернулся в коридор. Разложив аккуратно инструменты, он надел куртку и погасил свет везде, кроме прихожей. Этот последний выключатель Алексей нажал, только выйдя на лестничную площадку, благо, что можно было без труда дотянуться. Поворачиваться к темной квартире спиной не хотелось.
Направляясь к остановке, он мысленно насмехался над собой. Во всем виноваты чертовы надписи, тяжелый рабочий день и неприятная тишина пустой квартиры. Ну и рассказ соседки, конечно. Порадовала, называется, новосела. К следующему разу он решил скинуть на телефон музыку повеселее и прихватить наушники. Это должно помочь.
Ночью, когда они лежали в кровати, жена прошептала на ухо:
– Как думаешь, может, мне ездить туда вместе с тобой? Вдвоем мы будем справляться быстрее, ведь так? А ужинать станем ходить куда-нибудь.
Алексей, который, разумеется, не собирался рассказывать своей немного суеверной супруге о мрачном сюрпризе от прежнего жильца, поцеловал ее в плечо.
– Чуть попозже, малыш. Сейчас там много грязной работы. Как я с ней закончу, тогда мне и понадобится твоя помощь. Будем вместе красить потолки, оклеивать стены, укладывать ламинат… впереди еще много всяких дел, успеешь потрудиться.
– А тебе там не скучно одному?
– Да некогда особенно скучать… вот пока стены очищаю, потом начну фанеру на пол стелить.
Жена прижалась носом к его щеке, и он решил, что от надписей нужно избавиться во что бы то ни стало. Не просто закрасить или заклеить их, а смыть или соскоблить. Чем тщательней, тем лучше.
Во вторник автобус, на котором Смирнов ехал из офиса, попал в пробку, а потому до квартиры удалось добраться только к шести вечера. На что-то глобальное просто не оставалось времени, и Алексей, предварительно включив везде свет, занялся надписями. Взяв самый широкий стальной шпатель, он принялся соскабливать буквы в маленькой комнате. Поначалу получалось не особенно хорошо, но постепенно ему удалось найти нужную стратегию – сперва расковырять краску одним из углов стальной пластины, а затем счищать ее всем лезвием.
Снова казалось, будто надписи немного изменились: молитв о защите было три, а не четыре, как он думал раньше, зато признаний в ненависти к греху заметно прибавилось. Алексею с трудом удалось удержаться от того, чтобы тщательно пересчитать их и записать результат – это будет блажью, потаканием иллюзиям и слабости. Надписи не могли меняться, они представляли собой всего лишь набор неаккуратных букв и нелепых рисунков. Проблема в том, что их было слишком много, и память не справлялась, путалась во всех этих кривых красно-черных строчках. Какая, в самом деле, разница, сколько именно раз на стенах встречается слово «АМИНЬ», и видел ли он здесь в прошлые разы словосочетания «СЕДЬМОЙ ФОНАРЬ», «В ПУСТОТЕ ТИШИНА» или «НЕ ВЫДЕРЖАТЬ ИХ ВЗГЛЯД». Скоро от этой чертовщины не останется и следа.
Смирнов, как планировал, до отказа набил мобильник разной музыкой и теперь, надев наушники, наслаждался. Его музыкальные пристрастия не отличались оригинальностью: в основном русский рок девяностых, немного рэгги, чуть побольше современного панка. Слегка пританцовывая (ведь никого не было рядом) и вполголоса подпевая (по той же причине), Алексей соскребал со стен свидетельства безумия их прежнего хозяина.
Несмотря на хорошее настроение, работа утомляла. Через сорок минут у него уже болели пальцы от постоянного надавливания на шпатель. Надо признать, он успел немало: полностью уничтожил две молитвы и жуткое лицо с разинутым ртом, а также множество отдельных слов. Пол вдоль стен был покрыт толстым слоем зеленой стружки. В зале должно пойти проще.
Смирнов сунул шпатель в карман и, разминая ноющие пальцы, вышел в коридор. Именно здесь, в промежутке между песнями, когда в наушниках наступила тишина, он услышал голос.
– Мы идем за луной!
Снова этот громкий, отчетливый, чуть хриплый шепот. Алексей вытащил наушники и заглянул во все комнаты. Никого. Пусто. Тихо. Он и квартира. Поежившись, Алексей вернул наушники на место и под «Exodus» Боба Марли вошел в зал. Гипсовая штукатурка, покрывавшая здесь стены, не имела ни малейшего шанса против шпателя, и работа не требовала каких-либо усилий, наоборот, расслабляла и успокаивала. Единственным минусом оказалась белая пыль, обильно сыпавшаяся из-под лезвия. Но Смирнову было на это уже наплевать – с неожиданным остервенелым удовольствием уничтожал он ненавистные надписи, слово за словом, букву за буквой. Барабаны в его ушах выбивали монотонный боевой ритм, и рука, следуя ему, водила шпателем по исписанной стене, оставляя за собой чистое пространство.
Смирнов понимал, что уже поздно, что жена, которой он до сих пор не позвонил, волнуется, что нужно оставить все до завтра и ехать домой, но у него не хватало сил остановиться. Проклятые буквы слишком долго действовали ему на нервы, а теперь настало его время для мести. Как только он закончит одну стену, сразу пойдет на остановку. Ничего страшного, если задержится немного. Легкий нажим, и лезвие шпателя скользит прямо по страшным, безумным словам, превращая их в пыль, никчемную, бессмысленную пыль.
Пару раз мигнув, погас свет.
В первые несколько мгновений Смирнов не почувствовал ничего, кроме раздражения.
– А это, извините, как понимать?! – возмутился он вслух, сняв наушники.
Квартира была полна голосов. Они шептали со всех сторон, тьма кишела ими, как болото змеями. Черные, злые, ледяные голоса, не то поющие, не то молящиеся, не то насмехающиеся над ним.
– Услышь-услышь-услышь-нас-нас-нас-безликая-безликая-хозяйка…
Смирнов отбросил шпатель и выбежал в коридор. То, что он там увидел, превратило рвущийся из горла крик в жалкий, тонкий визг. В маленькой комнате лампа еще продолжала мигать в безумном, почти стробоскопическом ритме, отчего на полу коридора появлялась и исчезала полоса желтого света, падающего сквозь дверной проем. В этой полосе росла уродливая, изломанная тень. Кто-то очень высокий и тощий должен был вот-вот выйти из комнаты. Из-за косяка показалась серая костлявая рука, сжимавшая длинный, чуть подернутый ржавчиной серп.
Алексей развернулся и бросился к входной двери. Теперь-то он знал, зачем прежний хозяин расписывал стены заклинаниями. Знал, отчего тот кричал по ночам, отчего потом его нашли мертвым на пороге собственной квартиры.
– Бледная-бледная-госпожа-госпожа-госпожа-обрати-к-нам-нам-нам…
Голоса становились все громче. Казалось, от них вибрируют стены и пол. Слова вспыхивали под обоями багровым огнем, отчаянно сопротивляясь натиску бледного воя. На короткое мгновение потерявшему ориентацию в пространстве Смирнову показалось, что он падает в бездну, цепляясь за пылающие нити слов, бьется в них, словно птица в сетях. Но спасительные нити рвались одна за другой, и бесконечная темнота внизу готовилась поглотить его. Отталкиваясь руками от стен, Алексей добежал до двери, стал ощупывать ее в поисках ключа. Он точно помнил, что, заперев ее изнутри, оставил ключи в замке. Сзади скрипел деревянный пол под тяжелыми шагами обладателя серпа.
